Алексей Горшенин - Четыре столетия пути. Беседы о русской литературе Сибири

В 1857 году П. Ершова назначают директором Тобольской гимназии. За пять лет пребывания на этом посту он успел немало сделать для развития просвещения в Сибири.

В 1862 году П. Ершов вышел в отставку и остался полностью не у дел. Жилось ему в ту пору очень трудно. Обремененный большой семьей, он бедствовал порой настолько, что даже не мог купить дров для отопления дома. С помощью Д. Менделеева – бывшего своего ученика и будущего создателя периодической системы (тот был женат на падчерице поэта) – П. Ершов выхлопотал пенсию, которая, впрочем, ненамного и ненадолго улучшила его положение…

Скончался П. Ершов на 55-м году жизни. Похоронили его в верхней части Тобольска, на кладбище за древним валом, возведенном еще сподвижниками Ермака. На могиле поэта установлен мраморный памятник с исчерпывающе-лаконичной надписью: «Петр Павлович Ершов, автор народной сказки «Конек-Горбунок».

Мог ли предположить стихотворец из далекого сибирского города, сочиняя «на заре туманной юности» веселую и увлекательную сказочную поэму, что переживет она его на столетия, что выпущенная им с листа бумаги фантастическая Жар-птица осветит и согреет души и сердца не одного поколения благодарных читателей!..

Романтизм в сибирской словесности просуществовал почти до середины XIX века, но в недрах его уже созревало куда более могучее и жизнеспособное направление – реализм.

Как и другие «измы», реализм в Сибири запаздывал. Читающая публика где-нибудь в Иркутске или Красноярске предпочитала, к примеру, реалистическим повестям А. Пушкина его же романтические поэмы. Да и вообще проза великого поэта котировалась у сибиряков куда ниже, скажем, романов В. Скотта или И. Лажечникова. Гоголевские же «Мертвые души» и вовсе считались пустой вещью и «огромной пошлостью», а нравились в них только красочные и звучные лирические отступления типа «чуден Днепр» или «Эй, тройка! птица тройка…».

Переход от романтизма к реализму совершался в Сибири медленно еще и оттого, что не появилось здесь в первой половине девятнадцатого столетия талантов такого масштаба и силы, которые были бы способны поддержать реалистические начинания складывающейся «натуральной школы».

Не способствовала быстрому литературному прогрессу и сама сибирская действительность. К середине XIX века Сибирь по-прежнему оставалась колонией. А вот сибирская буржуазия к этому времени начала утрачивать интерес к духовным и культурным ценностям, к общественным заботам, которым славилась ранее, когда боролась с всевластной царской администрацией.

Усугубляло дело почти полное отсутствие местного книгоиздательства (печатались сибирские писатели, в основном, в столицах). Одиночество и разобщенность литературных талантов, затерянных в сибирской глуши, тоже не лучшим образом сказывалось на нормальном течении литературного процесса.

Начинался же реализм в Сибири с очерка, который к середине XIX века стал лидирующим жанром во всей русской литературе. Его развитие поначалу было тесно связано, с одной стороны, с романтизмом, а с другой – сибирским краеведением, испытывавшим в первой трети девятнадцатого столетия значительный подъем. Краеведческое начало, стремление писать «сибирскую быль», «рисовать с натуры» проявляются в целом ряде произведений писателей-сибиряков («Письма из Сибири» П. Словцова, «Поездка в Якутск» Н. Щукина, «Записки и замечания о Сибири» Е. Авдеевой-Полевой и др.).

В 1840-х годах дальнейшее развитие сибирской очерковой прозы шло уже под воздействием «натуральной школы», что подтверждают, в частности, произведения А. Мордвинова, В. Паршина, С. Черепанова, написанные в форме путевого очерка.

В эти же годы, потеснив очерк нравоописательный, на передовые позиции в русской литературе выдвинулся «физиологический» очерк, то есть социально-краеведческий и бытописательский. В Сибири его тенденции развивали именно писатели-краеведы. Но, в отличие от столичных коллег, они свое внимание сосредоточивали не на жизни крупных городов, а на провинции. «Физиологический» очерк 1840-х годов вступает в тесное взаимодействие с другими жанрами русской прозы, в частности, с повестью. Сюжеты в подобного рода «физиологических» повестях подчинялись течению жизни, а подлинная действительность становилась их содержанием.

В этот же период возникает в Сибири такой отсутствовавший ранее в ее литературе жанр, как рассказ. Появился он позже романа и повести, видимо, потому, что требовал особого умения сказать многое в лаконичной форме. Первой обратилась к нему сибирская писательница Е. Авдеева-Полевая (1789 – 1865). В 1848 году журнал «Отечественные записки» опубликовал ее рассказ «Страшная гроза». Литературным явлением он, правда, не стал.

А вот поэтическая муза к середине девятнадцатого столетия сдала основательно. Романтизм в поэзии к этому времени себя окончательно изжил, реализм же на сибирском Парнасе утверждался медленно и трудно. Что подтверждает творческая эволюция наиболее даровитых стихотворцев Сибири этого периода М. Александрова, Е. Милькеева, Д. Давыдова.

Стихи Матвея Александрова(1800 – 1860) полны резкого обличительного пафоса и социального протеста. Сибирь воспринимается поэтом как страна резких контрастов богатства и нищеты. В стихах М. Александрова уживаются романтические и конкретные жизненные мотивы. В его творчестве наглядно отразилась как собственная эволюция от романтизма к реализму, так и общее движение литературы Сибири середины девятнадцатого столетия к реалистическому воспроизведению действительности.

Поэзия Евгения Лукича Милькеева(1815 – 1845) противоречива, во многом подражательна, но в лучших проявлениях тяготеет к простому, выразительному изображению событий и предметов. Довольно сильны у него религиозные мотивы. В отличие от других выходцев из Сибири, он реже обращается к конкретной сибирской действительности; его стихам не свойственен этнографизм. Он избегает описательности, стремится к поэтическим обобщениям. Во многих стихах Е. Милькеев склонен к философским раздумьям, чем в определенной мере сближается с поэзией Ф. Тютчева.

Особняком в этой троице стоит Д. Давыдов. Современники называли его «талантом сильным и самобытным», которому по сложившимся обстоятельствам не суждено было сполна реализоваться. Речь идет совсем не о знаменитом поэте-гусаре, герое Отечественной войны 1812 года и друге А. Пушкина Денисе Давыдове, а о Дмитрии Давыдове, имевшем, впрочем, с первым родственные связи по отцовской линии.

Дмитрий Павлович Давыдов(1811 – 1888) родился в Ачинске Красноярского края, в семье чиновника. Получив домашнее образование, служил писцом в Ачинском окружном суде, но мечтал о педагогической деятельности, к которой чувствовал призвание. И через некоторое время, выдержав при Иркутской губернской гимназии экзамен на звание учителя, Д. Давыдов становится преподавателем. Работает сначала в Троицкославском, потом Якутском уездных училищах, а с 1846 по 1859 год занимает должность смотрителя училищ Верхнеудинского округа.