Оксана Разумовская - Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы

Современному читательскому сознанию непросто принять тот факт, что человек со столь непритязательными жизненными установками и ничем не примечательной биографией сумел выразить в своем творчестве идеи и образы, сохраняющие свою актуальность уже пятое столетие. Скудость и противоречивость фактических сведений о жизни Шекспира в сочетании с завораживающей многогранностью и глубиной его произведений дают богатую пищу не только для академических изысканий, но и для псевдонаучных спекуляций. Однако полемика по поводу шекспировского вопроса и «сенсационные» открытия, выдвигающие все новых кандидатов на роль автора, не помогают современным читателям приблизиться к пониманию феномена Шекспира. Наоборот, его мифологизация или попытки найти более подходящую кандидатуру на роль автора «Гамлета» и «Отелло» лишает образ Шекспира цельности, он перестает восприниматься как историческая фигура и тем более личность. Псевдолитературоведческая игра «найди (придумай) своего кандидата в Шекспиры» приводит к тому, что образ драматурга распадается, превращается в поле для экспериментов и домыслов, своего рода филологический конструкт, отдаляясь тем самым от простых читателей, не вооруженных академическим багажом знаний (а Шекспир, вероятнее всего, писал именно для такой аудитории).

Еще одно препятствие, отделяющее современную аудиторию от подлинного понимания творчества Шекспира, – своеобразие языка драматурга, которое практически невозможно оценить и прочувствовать в переводе, хотя и для англоговорящих читателей тексты Шекспира требуют исторических и языковых комментариев и объяснения некоторых метафор и каламбуров. Даже школьникам, наверное, уже известен тот факт, что словарь драматурга насчитывал около восемнадцати тысяч слов, часть которых он придумал сам. Многие из его неологизмов успешно закрепились в повседневной речи и сейчас не вызывают подозрений в своем «художественном» происхождении (например, прилагательное fashionable, существительное watchdog, глагол to humour).

Богатство шекспировского словаря подпитывалось не только за счет удачных языковых экспериментов и окказионализмов, но и благодаря использованию различных пластов лексики – медицинской, юридической, научной, просторечной, – а также умению автора в каждом слове распознать и выявить его внутреннюю форму и потенциальную многозначность, обыграть их. К сожалению, ни один, пусть и самый одаренный, переводчик не может в полной мере сохранить всю красоту и изящество шекспировской словесной игры при передаче на другой язык. Бесчисленные попытки переводов, предпринятых на протяжении трех столетий в разных странах, показывают, что в поэзии Шекспира есть некий не поддающийся перекодировке компонент. Мы можем говорить о более или менее удачных переводах, о приближении к красоте и поэтичности оригинала, о созвучности шекспировскому стилю, и все же прочувствовать подлинную красоту шекспировского слога можно лишь на языке самого автора. Подобный феномен имеет также место в случае с Гете, А. С. Пушкиным, С. Есениным и другими великими поэтами, чье творчество взросло на благодатной почве народной культуры и родного языка.

Однако Шекспира отделяет от современного читателя не только языковой барьер. Многие нюансы его творчества обусловлены культурно-историческим своеобразием елизаветинского периода, в который довелось жить драматургу. Это было яркое и противоречивое время, вместившее в себя и темное наследие недавнего Средневековья с его войнами, эпидемиями, голодом, и расцвет ренессансного гуманизма, и раскол страны и всей Европы вследствие Реформации. Образ королевы Елизаветы – притягательной, властительной, женственной – осеняет собой целую эпоху, и без знакомства с ее личностью, так же как с фигурами многих ее подданных – фаворитов, придворных поэтов, политиков, – наше представление о Шекспире как о человеке своего времени будет неполным.

Современный читатель должен отдавать себе отчет в том, что в эпоху Шекспира и Елизаветы люди иначе относились к жизни, иначе учились, дружили, развлекались, по-другому видели мир, нежели наши современники. Как меняется наше восприятие некоторых трагедий, к примеру, когда мы узнаем, что сам Шекспир ни разу не видел (и, возможно, даже не представлял себе) на сцене Офелию, Джульетту, леди Макбет в исполнении актрис! При жизни автора (и еще примерно тридцать лет после его смерти) все женские роли играли молодые актеры. Какой потенциал для шуток и двусмысленностей это создавало в комедиях, связанных с переодеваниями и подменами! Виола в «Двенадцатой ночи» во времена Шекспира была не просто девушкой, переодетой в юношу, но юношей, игравшим девушку, переодетую в юношу, – сможет ли зритель в наши дни уловить все нюансы авторской задумки, все своеобразие шекспировского комизма, не зная подобных деталей? А виртуозность (даже, возможно, некоторую избыточность) этого мотива в комедии «Как вам это понравится», в которой актер, игравший Розалинду, переодевался в юношу Ганимеда и, обещая исцелить Орландо от любви, карикатурно изображал перед ним его возлюбленную, то есть – опять же – Розалинду? Недостаток представления о жизни англичан в тот период может сослужить плохую службу современному читателю, еще больше отдалив от него шекспировские тексты.

Несмотря на вышеперечисленные трудности, связанные с преодолением языковых, культурных, исторических барьеров, Шекспир кажется обманчиво знакомым и понятным (возможно, по причине многочисленных экранизаций, а также эпизодическому включению некоторых его произведений в школьную программу). Мнимая доступность Шекспира связана также с его вневременной актуальностью и востребованностью в массовой культуре. Однако эти особенности его гения не отменяют факта его принадлежности определенной национальной традиции и историческому периоду, без понимания которых мы не сможем постичь некоторые «отправные», изначальные аспекты его произведений и творчества в целом. Вне исторического контекста Шекспир открывается читателям не целиком, не во всей полноте и масштабе своего дарования, оставляя свои подлинные сокровища в тени. По этой причине ни одно исследование о Шекспире не может считаться исчерпывающим и закрывающим тему, но каждое новое высказывание о Барде рассеивает частицу мрака, по воле времени и истории укрывающего его творения от человечества.

Восхищаясь ренессансным великолепием елизаветинской Англии, трудно поверить, что родина Уильяма Шекспира встречала XVI век в довольно плачевном состоянии. Не так давно закончилась гражданская война с поэтичным названием «Война Роз», и ее отголоски – человеческие потери, пережитые англичанами тревоги, страх повторения – будут преследовать соотечественников Шекспира еще не одно десятилетие. В произведениях самого драматурга мы нередко услышим эхо той кровавой распри, расколовшей английскую аристократию на два непримиримым лагеря, а Шекспир в исторических хрониках напрямую обращается к недавнему прошлому своей страны, пытаясь проанализировать ошибки былых правителей и, по возможности, предостеречь нынешних. Как мы знаем из истории, не все его предупреждения были услышаны…