Олег Лекманов - Самое главное: о русской литературе XX века

Предварительный вывод из всех этих обличений сделан в развернутом примечании неизвестного читателя к стихотворению «Костры»: «Или как говорится в одном старинном стихотворении:

г..но и вся ваша декадентщина и обезьянья блудливость» (с. 177) [7].

Разумеется, носитель стольких ярко выраженных пороков не мог представляться неизвестному читателю человеком нормальным, поэтому различные вариации диагноза «Безумие» составляют едва ли не основное содержание читательских помет на книге «Будем как Солнце». Так, к строкам «Но себя мы побеждаем / Нашим сном Безбрежности!» из стихотворения «Снежинки» приписано: «Ей-же, ей – рехнулся парень» (с. 42). К строкам «В глухих провалах безрассудства / Живут безумные цветы» из стихотворения «Я полюбил свое беспутство…» приписано: «Не цветы безумны, а вот такие стихоплеты» (с. 76). В строке «А теперь, угрюмый и больной» из стихотворения «Мститель» слово «больной» подчеркнуто и к нему приписано: «Что правда, то правда» (с. 82). К строке «Рука с рукой, я был вдвоем – один» из стихотворения «Избирательное сродство» приписано: «Один и вдвоем. Раздвоение личности очевидное», а ко всему стихотворению сделано такое почти сочувственное примечание: «Совсем, совсем рехнулся бедный!» (с. 182). К финальной строфе стихотворения «Душа»:

неизвестным читателем досочинена издевательская строка: «А для меня безумного беда» (с. 201). Стихотворение «Маятник» сопровождается таким резюме неизвестного читателя: «Ибо бесконечности нет ни в чем, авось будет конец и бреду Бальмонта» (с. 205). А к строке: «В царстве золотистом и безбурном» из стихотворения «Фра Анджелико» приписано: «Еще немного и отправят тебя, друг, в безбурную обитель на девятой версте» (с. 223).

Нужно, впрочем, заметить, что пометы неизвестного читателя на книге «Будем как Солнце» не сводятся исключительно к негативным констатациям. Целый ряд этих помет призван вразумить заблудшего декадента и указать ему пути возвращения на нормальную литературную дорогу. Так, нелепым с точки зрения неизвестного читателя метафорам и эпитетам из стихотворения Бальмонта «Над болотом» противопоставляется простое, как блеянье, детское «бесконечное» стихотворение про овечку: «Ей богу, хоть бы так, и то лучше:

Все же это картина, а тут какой-то сумбур, “неживые брызги”, “жадность бурь”. Словом, вздор» (с. 185).

Достаточно часто неизвестный читатель пытается исправить или заменить отдельные слова в стихотворениях книги «Будем как Солнце», чтобы получилось яснее и не против правил русского языка. Так, в знаменитой строке «Вот, полуизломаны, лежите вы в пыли» из стихотворения «Придорожные травы» «полуизломаны» исправлено им на «полуизмятые» (с. 107). В строках «И от цветка идя к другому, / Всем – сердце расскажу» из стихотворения «Влюбленные» «расскажу» переправлено на «покажу» (с. 109) [8]. В строках «Дрожит любовь ко мгле – у ног твоих, / Ко мгле и тьме, нежней, чем ласки света» из стихотворения «У ног твоих я понял в первый раз…» «Ко мгле» переправлено на «Во мгле» (с. 163). А в строке «Сознание, что Время упало и не встанет» из стихотворения «Слепец» «упало» заменено на «ушло» (с. 213).

По крайней мере, однажды неизвестный читатель пытается преподать автору «Будем как Солнце» суровый литературный урок: «Ни складу, ни ладу, лучше бы и не трогать то, что лучше рассказать прозой, а не такими безобразными виршами» (о стихотворении «Скорбь Агурамазды») (с. 227). И один раз – урок нравственный. К первой строке стихотворения Бальмонта «Еще необходимо любить и убивать…» неизвестный читатель делает такую нравоучительную приписку: «Любить необходимо, но убивать не только не следует, но и позорно» (с. 219).

Остается только догадываться, с каким чувством наш неизвестный читатель спустя десятилетие знакомился (если знакомился) с поэзией авангардистов – раннего Маяковского, Велимира Хлебникова, Игоря Северянина… Маловероятно, хотя, впрочем, возможно, чтобы к этому времени его восприятие модернистской поэзии было закалено, перестроено и воспитано чтением старших русских символистов.

[1] Сошлемся здесь на две работы, актуализированные для современного литературоведения Р. Д. Тименчиком: Белецкий А. Об одной из очередных задач историко-литературной науки // Белецкий А. Избранные труды по теории литературы. М., 1964; Вихлянцев В. Проблема изучения читателя. Читатель пушкинской поры (предварительные заметки) // Историко-литературные опыты. Иркутск, 1930. Ср.: Тименчик Р. Д. Азы и узы комментария // The Real Life of Pierre Delalande. Studies in Russian and Comparative Literature to Honor Alexander Dolinin. Part 1. Stanford, 2007. P. 184.

[2] Здесь и далее цитируем по экземпляру книги «Будем как Солнце» из собрания РГБ с указанием номера страницы в основном тексте статьи, в круглых скобках.

[3] Неизвестный читатель не распознает тут реминисценции из «Недоноска» Е. Баратынского: «Я из племени духóв / Но не житель Эмпирея».

[4] К этому примечанию читателем советского времени сделана приписка: «естественность – враг таланта, тем более – гения» (с. 187).

[5] Неизвестный читатель цитирует реплику Фамусова («Горе от ума», действие II, явление 5).

[6] Неизвестный читатель цитирует стихотворение «Говно. Ода», приписываемое П. В. Шумахеру. См. его текст, например в сборнике: Между друзьями. Смешные и пикантные шутки домашних поэтов России. <���Лейпциг>, 1883.

[7] К слову «г. но» читатель советского времени приписывает: «автор этих строк – бесспорно» (с. 177).

[8] Читатель советского времени это исправление зачеркивает и сопровождает его следующим примечанием: «Какой это обормот стремится поучать гения?» (с. 109).

Цель нашей третьей заметки отчасти сходна с целью второй – проанализировать читательские пометы, на этот раз – на втором издании романа Михаила Кузмина «Плавающие и путешествующие». Оно было по случаю приобретено в одном из петербургских букинистических магазинов в начале двухтысячных годов. Помет на книге довольно много, что было, по-видимому, спровоцировано как бы приглашающими читателя к сотворчеству пустыми, не заполненными словами строками, которые маркировали фрагменты романа, не пропущенные цензурой. В эти пустоты наш читатель и вписал часть своих «дополнений» к тексту Кузмина. Отыскиваются, впрочем, в книге и вполне традиционные пометы на полях, а также поверх строк и под строками.