Леонид Крысин - Слово в современных текстах и словарях

Языковое творчество детей и некоторых писателей также может служить свидетельством того, что возможности системы языка значительно шире того, что разрешает литературная норма и что закреплено в узусе.

В знаменитой книге Корнея Чуковского «От двух до пяти» приведены многочисленные факты «незаконных» (а на самом деле вполне допускаемых системой русского языка) детских формо– и словообразований типа зададу, спрятаю, пивнул, откуснул, всколькером, рукти (по образцу слова ногти: «на ногах ногти, а на руках рукти»), окошный дом, зубовный врач, пугательные сказки и т. п. [Чуковский 1990: 105 и сл.]. Один из персонажей романа А. Солженицына «В круге первом», Илларион Герасимович, «не слабел, а, наоборот, сильнел от такой жизни». Разумеется, система языка не ставит под запрет образование глагола сильнеть от прилагательного сильный, поскольку словообразовательная модель производства глаголов со сходной семантикой ('приобретать свойство, обозначенное прилагательным, в большей степени') от других прилагательных, имеющих в своем составе суффикс -н-, существует: ср. полный – полнеть, умный – умнеть, ясный – яснеть и под. Однако ни в нормативных словарях, ни в речевой практике большинства говорящих по-русски глагола сильнеть нет. Заметим, что А. И. Солженицын вполне осознанно и целенаправленно расширяет русский словарь, вводя в него слова, отчасти забытые, отчасти стоящие на периферии языка, отчасти придуманные им самим, но образованные в большинстве случаев в соответствии с системными закономерностями русского языка: выкоренить ('искоренить, истребить'), головотряс (недуг), думчивый ('требующий призадуматься'), изломистый, крохота ('мелюзга, мелкота'), лють ('сильный мороз, стужа'; ср.: «Ой, лють там сегодня будет, двадцать семь с ветерком, ни укрыва, ни грева!» – «Один день Ивана Денисовича»), неують, скородельный, сличка ('сравнение'), хрусткий ('жесткий, твердый и ломкий'), чашничать ('бражничать, пировать') и под. [Солженицын 1990].

В разные периоды развития языка литературная норма имеет качественно разные отношения с речевой практикой.

В эпохи демократизации языка тенденции, действующие в узусе, преодолевают сопротивление традиционной нормы и в литературном языке появляются элементы, которые до того времени норма не принимала, квалифицируя их как чуждые нормативному языку. Например, характерное для современной речевой практики распространение флексии -а (-я) в именительном падеже множественного числа на всё более широкий круг существительных мужского рода (инспектора, прожектора, сектора, цеха, слесаря, токаря и под.) означает, с одной стороны, что конфликт между системой и нормой разрешается в пользу системы, а с другой, что постоянно изменяющийся, пополняемый новшествами узус, живая речевая практика оказывает давление на традиционную норму, и для некоторых групп существительных образование форм на -а (-я) оказывается в пределах кодифицированной нормы (и, значит, конфликт между нормой и узусом разрешается в пользу узуса).

Форма родительного падежа множественного числа носок (несколько пар носок), наряду с традиционно-нормативной носков, недавно разрешенная современными кодификаторами грамматической нормы (см. [Еськова 1994: 191; ОС 1997: 304]), – несомненная уступка просторечному узусу, из которого форма родительного падежа множественного числа с нулевой флексией (носок), ранее оценивавшаяся как бесспорно неправильная, распространилась и в среду говорящих литературно. Влиянием просторечной и профессионально-технической среды объясняются и многие другие варианты, допускаемые современной русской литературной нормой: договор, договора, договоров (наряду с традиционными договор, договоры, договоров) [Еськова 1994: 88; ОС 1997: 126], переговоры по разоружению (наряду с переговоры о разоружении), радиовещание на заграницу (то есть радиовещание для слушателей, живущих за границей), война на уничтожение (вместо традиционной конструкции война с целью уничтожения), поделиться о впечатлениях (вместо поделиться впечатлениями) [66] ит.п.

Речевая практика может способствовать не только проникновению в нормированный язык новых для литературного языка единиц, но и укреплению в нем новых моделей – словообразовательных, синтаксических и других. Так, многочисленные лексические заимствования из других языков, главным образом из английского, расширившие нормативный русский словарь в конце XX века, способствуют и тому, что активизируются структурно новые типы слов. Таковы, например, некоторые словосочетания с так называемыми аналитическими прилагательными – типа бизнес-план. Надо сказать, что образование подобных словосочетаний – явление не новое для русского языка, их массовое возникновение (на основе сокращений типа парт-, проф, сов– и т. п.) относится еще к 20-м годам XX в.; грамматические свойства аналитических прилагательных достаточно хорошо изучены (см. в первую очередь работы М. В. Панова, который предложил и сам термин «аналитические прилагательные» – [Панов 1956, 1971]). В большинстве случаев аналитическое прилагательное представляет собой неизменяемую единицу: аудио-, био-, видео-, гидро-, кардио-, космо-, нарко-, шоу– и под., и препозитивное присоединение ее к знаменательному слову – явление вполне естественное, аналогичное тому, как присоединяются к определяемым словам обычные, изменяемые определения-прилагательные. Однако когда в качестве аналитического прилагательного выступают слова, которые могут существовать и в виде склоняемых существительных – типа бизнес, Интернет, то речь может идти не только об образовании словосочетаний с аналитическими прилагательными: бизнес-план, Интернет-карта, но и о более традиционных для системы русского синтаксиса генитивных словосочетаниях типа план бизнеса, карта Интернета или о предложно-падежных конструкциях: план по бизнесу, карта для Интернета; кроме того, вполне в духе языка употребить и относительное прилагательное, образованное от такого существительного: бизнесныйплан, интернетнаякарта, но ни современная речевая практика, ни тем более литературная норма не воспользовались возможностью образования таких прилагательных.

Под иноязычным влиянием появляются конструкции, не характерные для русского синтаксиса. Например, деепричастные заголовочные конструкции вида Подводя итоги, достаточно частотные в прессе начиная со второй половины XX века, появились под влиянием соответствующих конструкций английского языка – ср. англ. summing up (именно так было переведено на русский язык название автобиографической книги Сомерсета Моэма «The Summing up»). Сюда можно отнести также появление форм множественного числа у существительных, которые традиционная норма предписывает употреблять преимущественно в единственном: гонка вооружений (ср. англ. arms race), мирные инициативы (ср. англ. peace initiatives) и нек. др. Профессионально-технический язык стал источником таких конструкций, как проверка емкостей на герметичность, бурение скважин на воду; в сфере военно-делового языка – конструкций приказ на наступле ние, задание на поход и под. (см. [РЯиСО, III: 251 и сл.; Золотова 1974].