Наталия Николина - Филологический анализ текста. Учебное пособие.

Интересно, что при работе над повестью Достоевский видел возможность изменения заглавия произведения. В одном из черновых набросков рядом с заглавием «Кроткая» он записал другой вариант названия — «Запуганная» [268] Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — М., 1982.— Т. 24. — С. 326. . Показательно, что это заглавие следует за ставшим окончательным — «Кроткая» — и служит своеобразным уточнением к нему. Предполагавшееся название семантически менее сложно и отражает основную сюжетную линию текста — попытку Закладчика, «подпольного человека» и «мизантропа», укротить героиню, воспитать ее «строгостью». Этот вариант заглавия, таким образом, оказывается изоморфным ядру сюжета «фантастического рассказа» — тщеславным планам рассказчика — и выделяет новый существенный аспект в трактовке семантики слова кроткая. Употребление в тексте этой лексической единицы предполагает неожиданное «возрождение» ее исходного значения и учет его в семантической композиции повести: «Кроткий — буквально укрощенный» [269] Шанский Н.М., Боброва Т. А. Этимологический словарь русского языка. — М., 1994. — С. 157. См. там же: «Суф. производное (суф. -ък- > -к-) от krotiti — «укрощать», «умирять» (с. 157). .

Об усмиренной, «укрощенной» героине мечтает рассказчик, вгорячечном монологе которого, возможно, сопрягаются, накладываются друг на друга, сливаются оба значения слова, выбранного им для характеристики погибшей.

Развитие же сюжета обнаруживает крах «теории» героя, основанной на «бесовской гордости»: Кроткая остается неукрощенной,ее бунт сменяется молчанием,а молчание — самоубийством.

Мотив молчания — один из ключевых в повести: не случайно слова словообразовательного гнезда «молчать» встречаются в тексте 38 раз [270] Значимость этих единиц в тексте подчеркивается их повтором, ср.: Я все молчал, и особенно, особенно с ней молчал... почему молчал?.. А я усиливаю молчание, а я усиливаю молчание. . Герой произведения, называющий себя мастером молча говорить, оказывается способным только на монолог и автокоммуникацию, он на молчание напер, и героиня начала примолкать; диалог же его и Кроткой невозможен: оба персонажа замкнуты в своем субъективном мире и не готовы к познанию другой личности. Отсутствие диалога служит причиной катастрофы, в молчании, разделяющем персонажей, зреют отчуждение, протест, ненависть, непонимание. Молчание сопровождает и гибель Кроткой:

Стоит она у стены, у самого окна, руку приложила к стене, а к руке приложила голову, стоит этак и думает. И так глубоко задумавшись, стоит, что и не слыхала, как я стою и смотрю на нее из той комнаты. Вижу я, как будто она улыбается, стоит, думает и улыбается...

Гибель героини соотносится с реальным фактом — самоубийством швеи Марии Борисовой, выбросившейся из окна с образом в руках. Этот факт был прокомментирован Достоевским в «Дневнике писателя»: «Этот образ в руках — странная и неслыханная еще в самоубийстве черта! Это уж какое-то кроткое, смиренноесамоубийство. Тут даже, видимо, не было никакого ропота или попрека: просто — стало нельзя жить. "Бог не захотел" и — умерла, помолившись. Об иных вещах, как они с виду ни просты(выделено Ф.М. Достоевским. — Н.Н.), долго не перестается думать, как-то мерещится, и даже точно вы в них виноваты. Эта кроткая, истребившая себя душа невольно мучает мысль» [271] Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — Т. 23. — М., 1982. — С. 146. .

«Смиренное» самоубийство Достоевский противопоставляет самоубийствам от «усталости» жить, от утраты «живого чувства бытия», от безотрадного позитивизма, порождающего «холодный мрак и скуку» [272] Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — М., 1982. – Т. 23. — С. 145-146. . «Кроткая» самоубийца в повести сохраняет веру. Ей «некуда идти» и «стало нельзя жить»: ее душа осудила ее за преступление, за «гордость», в то же время она не терпит подмен и лжи. Героиня «фантастического рассказа» попала в дьявольский круглжеобщения: Закладчик, «как демон», требует, чтобы она «падши, поклонилась ему... Закон Божьего мира — любовь извращается в дьявольскую гримасу — деспотизм и насилие» [273] Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. — М, 1995. — С. 398. . Своей смертью Кроткая разрывает этот круг. Символический характер в главе II повести приобретают пространственные образы: дважды — в сцене несостоявшегося убийства и перед самоубийством — героиня оказывается «у стены»,смерти она ищет «в отворенном окне».Образ стены, который появляется в ситуации выбора, — знак замкнутости пространства и символ невозможности выхода; «отворенное окно», напротив, метафора «просвета», освобождения, преодоления «демонской твердыни» [274] «Демонская твердыня» — устойчивое аллегорическое обозначение гордости. . Сохранившая веру героиня принимает смерть как волю Бога и предает себя в его руки. Старинный, семейный образ Богоматери служит символом покрова, зашиты Богородицы.

В сюжете повести Кроткая подвергается трем нравственным испытаниям: искушению продать себя, искушению предать, искушению убить, — но, преодолевая их, сохраняет чистоту души. Символом ее нравственной победы и одновременно ««адлома» становится ее пение. Не случайно в этой сцене концентрируются метафоры, актуализирующие смыслы: 'болезнь', 'срыв', 'гибель': Как будто бы в голосе было что-то надтреснутое, сломанное, как будто голосок не мог справиться, как будто сама песенка была больная. Она пела вполголоса, и вдруг, поднявшись, голос оборвался...

В беззащитной открытости Богу героиня приближается к смирению. Именно это качество в трактовке автора является основой истинной кротости, разные понимания которой сталкиваются в структуре текста.

Смерть Кроткой разрушает временные связи в оставленном ею мире: в финале произведения формы времени утрачивают локализованность и конкретность, рассказчик обращается к вечности. Бесконечность его страдания и безмерность его одиночества воплощаются в гиперболических образах «мертвого солнца» и вселенского молчания (молчание героев распространяется уже на внешний мир), а слово кроткая включается в новые контрастирующие параллели: «Кроткая—жив человек» и «Кроткая —мертвец»:

Косность! О природа! Люди на земле одни — вот беда! «Есть ли в пол жив человек?» — кричит русский богатырь. Кричу и я, как богатырь, никто не откликается. Говорят, солнце живит вселенную. Взойдет солнц и — посмотрите на него, разве оно не мертвец?

Герой повести «обобщает свое одиночество, универсализируе его как последнее одиночество рода человеческого» [275] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М., 1963. — С. 207. .