Роман Пересветов - Тайны выцветших строк

Так как немецкий перевод отличался наибольшей точностью, он и был использован для восстановления полного текста приговора. Но неизбежных разночтений при этом все же не удалось устранить. Таким образом, в течение двух с половиной столетий подлинный русский текст приговора по делу Степана Разина не был полностью известен в самой России.

Только после Октябрьской революции, когда в розыске и исследовании документов о восстании Разина произошел большой сдвиг, в «Донских делах» бывшего Московского главного архива министерства иностранных дел среди никем еще не исследованных рукописей научным сотрудником архива А. А. Покровским был, наконец, найден полный текст приговора. Он был списан с сгоревшего подлинника и озаглавлен «Список с скаски, какова сказана у казни вору и богоотступнику и изменнику Стеньке Разину».

«Вор и богоотступник и изменник донской казак Стенька Разин!» Так начиналась эта «скаска», над составлением которой несколько суток потели бояре. Приговор был написан в форме обличительной речи, обращенной лично к обвиняемому.

«…В прошлом во 175-м году, забыв ты страх божий и великого государя… крестное целование и его государскую милость ему, великому государю, изменил и собрався, пошел з дому для воровства на Волгу и на Волге многие пакости починил…»

«Скаска» подробно перечисляла, какие именно: захват купеческих, монастырских и патриарших барж и кораблей, разрыв переговоров с царскими воеводами и расправа над ними, нападение на персидские корабли и города — «и тем у великого государя с шаховым величеством ссору учинил многую».

После помилования Разина царем (на это обстоятельство особенно напирал приговор) «…Ты ж, вор, забыв великого государя милостивую пощаду, снова пошел на Волгу для своего воровства…»

Слово «вор», употреблявшееся в те времена в смысле «законоотступник», склоняется в приговоре на все лады. Старательно перечисляются имена всех утопленных Разиным в Волге царских воевод.

«Ты ж, вор, Стенька, пришед под Царицын… воеводу Тимофея Тургенева и царицынских жителей, которые к твоему воровству не пристали, побил и посажал в воду…

…Ты ж, вор, сложась в Астрахани с ворами ж, боярина и воеводу князя Семена Ивановича Прозоровского, взяв из соборной церкви, с роскату бросил… А иных в воду пометал…»

Ненавистью к смертельному врагу и злорадством проникнута каждая строка «скаски», сочиненной уцелевшими от народного возмездия воеводами и боярами.

«…А как ты, вор, пришел на Саратов и ты государеву денежную казну и хлеб… все пограбил, и воеводу Кузьму Лутохина и детей боярских побил…

А с Саратова пошел ты, вор, к Самаре; и самарские жители город тебе здали… И ты государеву казну пограбил же и воеводу Ивана Алфимова и самарцов, которые к твоему воровству не пристали, побил же.

А от Самары ты, вор и богоотступник, с товарыщи под Синбирской пришел, а пришед под Синбирской, з государевыми ратными людьми бился…

А ты, вор Фролко (эти слова относились уже к брату Разина), пристав к воровству брата своего и соединясь с такими ж ворами, ходил, собрався, к украинным городам [26] Украинные города — города на окраинах русского государства. в ыные места и многое разоренье чинил и людей побивал……И за такие ваши злые и мерзкие пред господом богом дела и к великому государю за измену и ко всему Московскому государству за разоренье, — подытоживает заключительная часть «скаски», — по указу великого государя, бояря приговорили: казнить злою смертью, четвертовать, а тебе, Фролку, голову отсечь».

Приговор этот был оглашен и приведен в исполнение публично на Красной площади. Степан Разин выслушал его спокойно и не проронил ни слова, только перекрестился.

Но откуда это стало известно? Какие документы о последних минутах жизни народного мстителя уцелели и сохранились до наших дней?

Несмотря на то что Разин был казнен публично при огромном скоплении народа, основным источником, из которого историки долго черпали сведения о подробностях казни и последних минутах его жизни, были только рассказы присутствовавших на этой казни иностранцев.

Лишь через двести лет после казни, в 1867 году, в «Вологодских епархиальных ведомостях» было впервые опубликовано найденное, вероятно в монастырском архиве, свидетельство одного москвича, видевшего Разина накануне казни.

В письме к вологодскому архиепископу Симону проживавший в июне 1671 года в Москве стряпчий Акинфий Горяинов писал:

«…А ныне, государь, привезли к Москве донские казаки вора Степана Разина и с братом, и бояре ныне беспрестанно за тем сидят. С двора съеждяют на первом часу дня, а разъеждяются часу в тринадцатом дни. По два дни пытали. На Красной площади изготовлены ямы и колы вострены.

По оба дни сказано ему вершение: по се число не вершен. А в город он веден: сделана ларь на четырех колесах, а по краям поставлены два столба, да поперешное бревно, да над головою ево другое поперешное бревно, то он был на ларь поставлен, чтобы всякому было видно, а к бревнам и к столбам был прикован. А брат его был прикован к ларе на чепях, а шел пеш, а ноги скованы».

Те же самые сведения сообщал Акинфий Горяинов и в письме к своему брату, настоятелю монастыря близ Ярославля, но оба письма касались только приготовлений к казни Разина.

Описание самой казни лишь в освещении иностранцев отчасти объясняют записки Якова Рейтенфельса, племянника главного врача царя. В поднесенном им впоследствии светлейшему тосканскому герцогу Козьме III «Сказании о Московии» Рейтенфельс писал, что «площадь, на которой преступник понес свое наказание, была по приказанию царя окружена тройным рядом преданнейших солдат, и только иностранцы допускались в середину огороженного места, а на перекрестках по всему городу стояли отряды войск». Но эта запись не опровергает и другого факта: что Разин был казнен при огромном стечении народа.

Подтверждая сведения, сообщенные Акинфием Горяиновым в письме к архиепископу, Рейтенфельс дальше пишет:

«Этого изменника ввезли в город прикованным цепями к виселице, на возвышении, точно в триумфальной колеснице, так, чтобы все его видели. За колесницей следовали беспорядочной толпой солдаты и пленники, улицы все были заполнены невероятным количеством зрителей, которых отовсюду привлекло из домов, одних — необыкновенное зрелище или негодование, а других — даже и сожаление. В темнице его били кнутом, жгли огнем, капали ледяную воду на голову и подвергали его многим другим утонченным пыткам. Тело его уже было все изъязвлено, так что удары кнута падали на обнаженные кости, а он все-таки так пренебрегал ими, что не только не кричал, но даже не стонал и упрекал брата, разделявшего с ним страдания, в малодушии и изнеженности».