Роман Пересветов - Тайны выцветших строк

Во время всех этих переездов значительная часть сечевого архива, по мнению Скальковского, «истребилась от невежества сберегателей». Уцелевшие остатки, вероятно, тоже погибли бы, если бы не были отправлены в Одессу, так как ветхий сарай, в котором они были обнаружены, вскоре после этого сгорел.

«…Я усердно занялся этими уродливыми и почти истлевшими обрывками и после четырехлетнего труда, наконец, удалось мне их собрать, совокупить хронологически в некоторые отделы, сшить и сделать из этого ветхого сборничка довольно значительный архив, который смело назовем архивом Сечи Запорожской», — так докладывал Скальковский своему начальнику князю Воронцову.

Приведя в порядок присланные из Екатеринослава документы и разобравшись в их содержании, Скальковский написал книгу, названную им «Историей последнего Коша Запорожского». Это был далеко не совершенный и не беспристрастный труд. Чиновник генерал-губернаторской канцелярии, сын помещика и сам помещик, Скальковский использовал в этой работе только часть найденных документов и представил Сечь далеко не такой, какой она была в действительности. Он изобразил ее каким-то военно-монашеским братством, в духе подвизавшихся в Западной Европе рыцарских орденов.

Но, вырвавшись из плена напыщенных фраз, сомнительных домыслов и предвзятых комментариев автора, внимательный читатель все же мог обнаружить в этой книге убедительные документы, подтверждающие, что Запорожская Сечь была незатухающим очагом освободительной борьбы.

Именно на Сечи «высыпался из мешка хмель». Бежавший из польской тюрьмы Богдан Хмельницкий был избран здесь гетманом и во главе восставших казаков начал свой победоносный поход за освобождение Украины (приведший к ее воссоединению с Россией). Здесь скрывался поднявший в 1707 году восстание казаков донской атаман Кондратий Булавин. Недаром еще французский инженер Боплан писал в своих воспоминаниях, что «казаки… больше всего дорожат своей свободой, без которой жизнь для них немыслима».

Правда, и это свидетельство можно рассматривать как стремление идеализировать Сечь. Она не была однородна. В ней существовало резкое социальное неравенство.

Запорожская беднота нередко вынуждена была наниматься на поденную работу за семь рублей в год к богатым казакам, владевшим большими земельными угодьями и стадами. Рядовым холостым казакам, «сиромахам», приходилось утешаться тем, что при перевыборах казацкой старшины, по заведенному на Сечи обычаю, сам кошевой атаман, судья, писарь и есаулы клали перед ними на землю свои шапки и знаки власти и низко кланялись «товариству». Если их выбирали вновь, то рядовые казаки, соблюдая обычай, мазали им голову землей или грязью — смотря по погоде, — чтоб не зазнавались! Но этот ритуал отнюдь не обеспечивал равенства, и внутри Сечи шла постоянная борьба.

Большинство найденных в Екатеринославе документов относилось к последнему периоду существования «вельможного Коша Запорожского», когда его атаманом был ставленник казачьей верхушки, один из самых богатых казаков, Петр Иванович Калнишевский.

По уцелевшим в архиве записям можно проследить, как этот кряжистый «Калныш» крепко держался за власть и угождал казакам-богатеям — их называли «сивоусыми», выслуживался также и перед царем. Еще будучи есаулом, во главе карательного отряда Калнишевский носился по степям и балкам, разыскивая скрывавшихся на Сечи повстанцев с Правобережной Украины — гайдамаков. Наскочив однажды, на берегу реки Буга, на замаскированное камышами укрепленное гайдамацкое гнездо, он истребил всех притаившихся в нем беглецов.

Занимая пост войскового судьи, Калнишевский не раз ездил в Москву хлопотать о возвращении запорожцам их «древних земель», частично переданных донским казакам и переселенцам из других мест. В этом и сам он был кровно заинтересован — ведь на запорожских землях паслись и его тучные табуны и стада. В 1762 году на общевойсковой раде, по предложению «сивоусых», он в первый раз был избран кошевым атаманом. У запорожцев такие дела решались просто. Шумливая «сирома» — так звали на Сечи бедняцкую часть казачества — голосовала подбрасыванием шапок — попробуй сосчитай! Через два года он снова получил атаманскую булаву, а затем его выбирали десять лет сряду, «чего до тех пор в Коше из веку веков не бывало». Но как обстояло дело в действительности, видно из сохранившихся в делах кошевого архива донесений самого Калнишевского. Как раз в 1768 году, когда запорожский гайдамак Максим Железняк поднял восстание на Правобережной Украине, вспыхнуло возмушение и на Сечи. Рядовые казаки — сиромахи захватили войсковые литавры и, барабаня по ним поленьями, подняли тревогу. Сбежавшиеся со всех куреней запорожцы овладели пушкарней, заменявшей на Сечи тюрьму, и, освободив привязанных цепями к пушкам гайдамаков, стали громить дома казачьей старшины и вообще богатых казаков, в том числе и «модные покои» — господскую рубленую хату самого Калнишевского, а также принадлежавшие ему амбары, ломившиеся от всякого добра.

В доме кошевого, как видно из составленного им самим списка понесенных убытков, перебили все стекла, хрустальную и фарфоровую посуду и даже печные изразцы, переломали дорогую мебель (одних только стульев было больше полусотни — по этой цифре можно судить о размерах его «хаты»). Изрезали ковры и выбросили из шкафов и сундуков весь его роскошный гардероб и дорогое оружие: крытые красным бархатом волчьи и лисьи шубы, расшитые кафтаны, позолоченные пояса, двадцать три пары сапог и столько же пар пистолетов, а также сабли в драгоценной оправе. Не пощадили и портрет одной весьма важной «государственной персоны». Сам кошевой схоронился на чердаке и, переодевшись там в монашескую рясу, улизнул через «верх потолошный» в заросшие камышом днепровские плавни. Просидев там до темноты, он пробрался в занятую русским гарнизоном Ново-Сеченскую крепость и донес ее коменданту секунд-майору Микульшину, что «сиромахи начали бунт для того, чтоб кошевого и старшину войсковую, нынешнюю и прежде бывшую, и достойных казаков всех побить до смерти». Вместе с секунд-майором кошевой атаман выработал хитроумный план подавления восстания: собрать в крепости всех не примкнувших к сироме казаков с атаманами и одновременно направить к восставшим одного офицера с секретным поручением предложить им выбрать другого кошевого и прекратить борьбу. Уловка удалась. Проникшему в Сечь капитану Марковичу не пришлось долго упрашивать восставших. Избрав атаманом Филиппа Федорова, сиромахи согласились «разойтись по куреням»; тогда прежний кошевой воспользовался этим для вероломного нападения на Сечь. Вызванные им «благоразумные» казаки, пустив в ход взятую из крепости артиллерию, ворвались в сечевые укрепления и стали «палыть по всем улицам и по сторонам». Теперь уже сиромахам пришлось убегать в плавни. Но при этом — как рапортовал майор Микульшин — «их было побито до смерти немалое число».