Коллектив авторов - Пристальное прочтение Бродского. Сборник статей под ред. В.И. Козлова

Исследователи творчества Бродского выделяют тип метафор, играющих особое значение в его поэтике. Один из основных типов — метафора-копула, особенность которой состоит в том, что в ней объект сравнения и сравнение напрямую отождествлены по принципу «А есть В» — в данном случае «вода» есть «стекло» [98] См. о метафорах-копулах у И. Бродского: Полухина В., Пярли Ю. Словарь тропов Бродского (на материале сборника «Часть речи»). Тарту, 1995. С. 15. В частности, здесь отмечается, что метафора Бродского основана «не только на скрытом или очевидном сходстве описываемых предметов и явлений или даже на предполагаемой аналогии между ними, но и на произвольном приписывании действий и признаков одного объекта другому, а также на допускаемом тождестве между разноплановыми денотативными сферами» (Полухина В., Пярли Ю. Указ. соч. С. 11). В цикле «Часть речи» метафоры-копулы чаще всего встречаются в грамматически осложненном виде: «Настоящий конец войны — это на тонкой спинке / венского стула платье одной блондинки…» (№ 9);«…сумма мелких слагаемых при перемене мест / неузнаваемее нуля» (№ 14). . «Поэт… абсолютизирует подобные абсурдные метафоры в декларативном предложении, утверждая посредством этого свою власть в созданном им мире. В этой декларации катахрестической метафоры-копулы отражена установка поэта на сотворение, преобразование мира-текста через языковую метаморфозу» [99] Ен Л.Ч. «Конец прекрасной эпохи». Творчество Иосифа Бродского: Традиции модернизма и постмодернистская перспектива. СПб., 2004. С. 80–81. .

В этом же стихотворении появляется еще один ключевой образ — след прошлого, с которым всегда имеет дело человек настоящего:

Это предсказание появляется как один из вариантов представления автора-творца о том, что произойдет с течением времени с лирическим героем. В данном случае лирический герой во многом — представитель цивилизации как таковой. Цивилизации у Бродского противостоит Природа. Показательный отрывок из эссе «Меньше единицы», написанного в год окончания цикла «Часть речи», в 1976 году: «Вдоль реки стояли великолепные дворцы с такими изысканно-прекрасными фасадами, что если мальчик стоял на правом берегу, левый выглядел как отпечаток гигантского моллюска, именуемого цивилизацией. Которая перестала существовать» [100] Бродский И. Меньше единицы. Избранные эссе. М., 1999. С. 32. . Очевидно, что в стихотворении и эссе разворачивается один и тот же мотивный комплекс, в котором «моллюск» — одновременно образ лирического героя и погибшей цивилизации [101] К «моллюску» можно прибавить образы «морены», «ледника» и косвенно другие «водные» образы. Указанный мотив — элемент петербургского мифа Бродского. Еще до эмиграции в 1972 году в его поэзии появляется специфический петербургский сюжет о том, что однажды волна погребет под собой все созданное человеком: «Когда-нибудь оно, а не — увы — / мы, захлестнет решетку променада / и двинется под возгласы «не надо», / вздымая гребни выше головы, / туда, где ты пила свое вино, / спала в саду, просушивала блузку, / — круша столы, грядущему моллюску / готовя дно» (1971) (II, 416). Этот сюжет, готовящий к концу цивилизации, — постоянный элемент петербургского мифа (см. об этом подробно Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы. СПб., 2003). Отсюда постоянные моллюски и морские обитатели в дальнейшем творчестве — «Колыбельная Трескового мыса» (1975), «Новый Жюль Верн» (1976), «Часть речи» (1975–1976), «Шведская музыка» (1978), «Стихи о зимней кампании 1980 года» (1980) и т. д. Однако все-таки можно выделить некоторое различие между русским и американским вариантами этого сюжета. В первом случае собственно сюжет гибели цивилизации находится в сильной позиции, во втором случае — ситуация безадресности, которая предшествовала гибели (в сильной позиции стоят строки: «оттиском «доброй ночи» уст / не имевших сказать кому»). Соответственно и гибнущая цивилизация предстает личной — это гибель не макро-, но микрокосма. О петербургском мифе у Бродского см. монографию Kononen M. «Four Ways of Writing the City»: St. Petersburg-Leningrad as a Metaphor in the Poetry of Joseph Brodsky // Slavica Helsingiesia 23, Helsinki, 2003. . Природа с большой буквы появится в эссеистике поэта чуть позже — в «Путеводителе по переименованному городу» (1979): «В местном ощущении Природы, которая когда-нибудь вернется, чтобы востребовать отторгнутую собственность, покинутую однажды под натиском человека, есть своя логика» [102] Бродский И. Указ. соч. С. 76. . Здесь — тот же апокалиптический мотив: Природа в финале восторжествует над цивилизацией.

Можно выделить и еще один важный нюанс. «Вещь» как один из образов внешнего мира принадлежит цивилизации и не принадлежит Природе. Вещь несамостоятельна, пассивна; природа же — диктатор. Вещь — образ горизонтального мира, «природа», стихия («холод», «вода» и т. д.) — образы, формирующие ценностную вертикаль человека. А уже человек организует мир цивилизации, «оставляет на вещи след».

Человек входит в историю, оставляя след. Но в четвертом стихотворении появляется мотив несоответствия следа произошедшего тому, что собственно произошло. Оттиск «доброй ночи», пересекший века, не сохранит трагедии одиночества и любой другой личной трагедии. Получается, что человек из истории по большому счету исключен. След — явление не человеческого, а «бесчеловечного» (словечко Бродского) ряда. Это образ, предваряющий центральную метафору цикла — «части речи».

В мире цивилизации, представленном вещью, в пятом стихотворении цикла появляется мотив переделывания внешнего мира. Автор-творец как бы впервые почувствовал силу, он начинает переставлять причины и следствия: «Потому что каблук оставляет следы — зима…». Стихотворение заканчивается грамматически несогласованным отрывком, который, однако, звучит не как бессилие контролировать речь, но уже как своеволие автора-творца.

Предметы и их связи выходят за пределы грамматики. Но даже здесь отчетливо звучит утверждение неспособности что-либо сделать: «не отбелишь», т. е. не сможешь чего-то изменить. «Не отбелишь воздух» — снова стихия устанавливает предел человеческим усилиям.

Здесь впервые — не прямо — появляется лирическое «ты», которое является формой, объективирующей лирического героя, а заодно обнажающей линию обращения автора-творца напрямую к читателю. «Не отбелишь» — своеобразный посыл автора-творца лирическому герою. Этот посыл герой должен принять.