Звегинцев Андреевич - Очерки по общему языкознанию

Если же оценивать сравнительно-исторический метод по существу, то также неизбежно возникает ряд весьма существенных сомнений. Помимо тех объективных его недостатков, которые обычно приводятся, сопровождаясь оговорками о необходимости его совершенствования у него наличествует много и других. Нельзя, например, не признать вескости упреков, которые в последнее время делаются в его адрес зарубежными лингвистами. Так, представитель неолингвистического направления Дж. Бонфанте заявляет, что младограмматическое языкознание, основывающееся на классическом сравнительно-историческом методе, — это языкознание в пустоте, совершенно абстрактное, вне всякой связи с реальной историей народа, это языкознание упрощенных и «закономерных» (регулярных) схем, рассматривающее всякое исключение из этих схем как еще не объясненную регулярность, языкознание, исследующее языковые факты и явления в изоляции от системы языка и допускающее сравнение изолированных явлений в разных языках без учета географических и хронологических факторов и т. д. [96] 16 См. Дж. Бонфанте. Позиции неолингвистики. «Хрестоматия». 16.

Следует при этом отметить, что формулирование таким образом недостатков сравнительно-исторического метода отнюдь не является производным от идеалистической позиции Бонфанте. В своем полемическом вы<86>ступлении он лишь суммирует высказывания многих языковедов разных направлений, и эти критические высказывания вновь повторяются в наши дни (в том числе и в советской лингвистике) при противопоставлении «традиционных» и новейших (структуральных, математических) методов.

Не случайно и то обстоятельство, что сравнительно-исторический метод применяется главным образом в фонетике и морфологии, а в синтаксисе и лексикологии, где, в частности, особенно отчетливо проявляются связи языка с историей, его применение встречается с такими трудностями, которые до настоящего времени остаются непреодолимыми. В этих последних областях с помощью тех приемов, которыми восстанавливаются утраченные языковые факты в истории языков, не удается достичь сколько-нибудь реальных результатов, и только обращение к структуральным методам исследования языка обеспечивает известные успехи в этом направлении.

Все упомянутые недостатки сравнительно-исторического метода, разумеется, отнюдь не исключают его из научной практики советских языковедов; его применение достаточно оправдано столетней историей его служения науке. В рассматриваемой же связи важно отметить, что критерии, на основании которых сравнительно-исторический метод был выдвинут в советском языкознании на положение ведущего, нуждаются в уточнении, а сам метод — в точной оценке его возможностей и определении границ применения. В связи с этим возникают и другие вопросы. Ведь то или иное частное решение конкретной лингвистической задачи можно осуществить различными специальными методами, и неужели только решение, полученное на основе сравнительно-исторического метода, следует признавать доброкачественным? В том, что это не праздный вопрос, убеждают высказывания, подобные тому, которое делает, например, А. В. Десницкая. В своей интересной и богатой по содержанию книге, посвященной изучению родственных отношений индоевропейских языков и уделяющей много места методологическим основам науки о языке, она пишет: «Марксистское языкознание должно противопоставить подлинно научную, историческую трактовку этой проблемы теориям зарубежных структуралистов, неолингвистов и т. д., провозглашающих отказ от тра<87>диций классического сравнительного языкознания» [97] 17 А. В. Десницкая. Вопросы изучения родства индоевропейских языков. Изд-во АН СССР, 1956, стр. 5. 17, покоящегося, в изложении А.В. Десницкой, целиком на сравнительно-историческом методе.

В связи с вопросом о том, может ли сравнительно-исторический метод служить гарантией такого разрешения лингвистических проблем, которое способно удовлетворить марксистское языкознание, стоит и другой более широкий вопрос: каковы критерии, с помощью которых следует осуществлять методологическую оценку метода или конкретного решения частной лингвистической проблемы.

В передовой статье журнала «Вопросы языкознания» (1957, № 5) указывается, что конкретной лингвистической работе в Советском Союзе сопутствовал «сложный и трудный, но совершенно необходимый процесс выработки новых теоретических и методологических основ самой науки о языке» [98] 18 Пути развития советского языкознания. «Вопросы языкознания», 1957, № 5. стр. 17. 18. Это указание совершенно справедливо. Сложность и трудность данного процесса (а соответственно и поисков указанных критериев), отсутствие здесь необходимой ясности можно проследить на ряде конкретных случаев. Так, например, смешение синтаксиса и морфологии в работах И. И. Мещанинова было подвергнуто критике в нашей научной литературе [99] 19 См. материалы обсуждения работ И. И. Мещанинова, собранные в «Докладах и сообщениях Института языкознания АН СССР», 1953, вып. 3. 19 как методологически порочное, а смешение лексики и морфологии в трудах В. В. Виноградова (при определении основного словарного фонда, куда оказались зачисленными не только словообразовательные суффиксы, но и словообразовательные модели [100] 2 °Cм. В. В. Виноградов. Об основном словарном фонде и его словообразующей роли. «Изв. АН СССР», отд. лит. и яз., 1951, вып. 3. 20) не только не вызвало каких-либо возражений подобного характера, но и нашло широкое распространение в нашей научной и учебной практике. Прямое перенесение социологических категорий в язык у Н.Я. Марра было совершенно правильно расценено как грубая вульгаризация, а требование выискивать в развитии языков «основного закона»,<88> по примеру основного экономического закона, преподносилось в передовой статье журнала «Вопросы языкознания» как очередная задача советского языкознания [101] 21 «Вопросы языкознания», 1953, № 1, стр. 8. 21 и т. д.

Такого рода противоречивость суждений в значительной мере следует приписать тому, что в советском языкознании еще недостаточно четко определены взаимоотношения между методологическими основами науки о языке и ее специальными методами. Эта нечеткость и делала возможным известную произвольность оценок и применение мировоззренческих категорий в тех случаях, когда это было не оправдано. Именно поэтому данный вопрос требует отдельного рассмотрения.

Прежде чем перейти к рассмотрению данного вопроса, необходимо устранить неясности, обусловленные употреблением в языкознании некоторых терминов в отличном от общепринятого значении. Так, с одной стороны, понятия метода и методологии нередко подменяют друг друга, а с другой — метод употребляется в особом, специфическом для науки о языке смысле. Поэтому необходимо с самого начала возможно точнее разграничить эти хотя и взаимосвязанные, но вместе с тем несомненно самостоятельные понятия.