Владимир Плунгян - Почему языки такие разные. Популярная лингвистика

Чтобы это стало яснее, рассмотрим такую ситуацию. Вы вдвоем с приятелем читаете эту книгу — переворачивая страницу за страницей. Прежде чем один из вас перевернет страницу, он, естественно, спрашивает у другого:

Прочитал?

В этом случае как-то нелепо будет выглядеть вопрос:

Ты читал?

Ведь и так ясно, что ваш собеседник читает, нужно узнать только одно — насколько далеко он продвинулся в своем чтении. И наоборот, если вы показываете приятелю какую-то новую (по крайней мере, новую для вас) книгу, то совершенно естественно сказать при этом:

А это у меня «Дочь Монтесумы». Читал?

Ваш приятель скажет, что он не читал, и вы дадите ему почитать. Через некоторое время, встретив его, вы поинтересуетесь уже по-другому:

Ну как «Дочь Монтесумы?» Прочитал?

Сказать читал здесь будет уже неуместно. Таким образом, всякий раз форма типа прочитал заставляла нас проникать внутрь ситуации и разбираться в ее внутренней структуре глубже, чем форма типа читал. Вот какое неожиданное и сложное различие может быть связано с русскими видами. И, добавим, различие очень редкое. Французский язык, например, не сможет различить эти две ситуации, француз в обоих случаях скажет одинаково: J'ai lu , что будет означать и «Я читал», и «Я прочитал». Даже в соседних славянских языках могут возникать трудности с переводом этих двух русских предложений.

Поэтому и считается, что вид — одна из самых главных трудностей при изучении иностранного языка, и ошибок, например, при употреблении русского вида даже самому искушенному в русском языке иностранцу избежать очень трудно.

До сих пор мы говорили о том, как глагольные категории описывают разного рода особенности ситуаций, совершенно упуская из виду, что ведь это не глагол сам по себе, а человек описывает ситуацию! Просто говорящий может из скромности делать вид, что его как бы не существует, он описывает действительность «как она есть». Но ведь человек вполне может и заявить о своем присутствии — и язык дает ему для этого самые подходящие средства. Мы можем говорить о нашем отношении к тому, что происходит. Например, одно дело — просто сказать:

Пошел дождь , —

это мы описали реальное событие. Совсем другое дело — сказать что-то вроде:

Эх, пошел бы дождь !

В этом случае дождя нет, но мы хотим, чтобы он был, и наше желание в предложении специальным образом выражено. Категорию, которая «помогла» нам это сделать, древние грамматики называли модус, то есть «способ» «думать о ситуации:», «отношение» «говорящего к ситуации>. На русский язык это слово было переведено как наклонение— то, как говорящий склонен (или, как в старину говорили, наклонен) представлять себе ситуацию, что он о ней думает. А что он может думать?

Например, может ничего не думать. Это нейтральное, „никакое“ — или, как его называют в грамматиках, изъявительное наклонение. Это самое скромное наклонение просто описывает реальное событие — и больше ничего.

Может оказаться, что событие, о котором идет речь, на самом деле не имеет отношения к реальности; говорящий может только предполагать, что оно когда-нибудь произойдет:

Если быночью светилосолнце, а зимой распускалисьцветы…

Это ирреальное наклонение; в нашем русском примере оно выражено частицей бы, которая сочетается с формами прошедшего времени глаголов (в этом случае, конечно, они уже не имеют прямого отношения к идее прошлого).

Предположив существование какого-нибудь нереального события, мы можем рассуждать дальше: что произойдет при таком условии? Во многих языках нам для этого понадобится особое условноенаклонение:

В русском языке, как легко видеть, способ выражения ирреального и условного наклонений совпадает: это всё та же частица бы. Но, например, во французском языке мы должны будем во втором случае употребить форму особого условного наклонения, которое называется кондиционалис(а по-французски — conditionnel).

Но может быть и так, что сейчас события нет, а говорящий хочет, чтобы оно произошло. Что говорящему делать? Вообще-то, у него есть два пути. Он может „просто“ хотеть — так сказать, пассивно; в крайнем случае, он может сообщить об этом своем желании вслух:

О, если бы кто-нибудь принес мне аленький цветочек…;

Ах, хорошо бы сейчас искупаться в Черном море!

Это тоже будет (точнее, может быть) особое наклонение — оно называется оптатив. В русском языке, правда, такого особого наклонения нет — русский язык и тут не отказался от своей любимой частицы бы. Зато полноценный оптатив имелся в древнегреческом языке и в санскрите.

Другой вариант — говорящий хочет активно, то есть не только хочет и сообщает об этом, но и пытается одновременно заставить (или уговорить) кого-то исполнить его желание:

О дайте, дайте мне свободу…;

Опустите, пожалуйста, синие шторы!;

Не могли бы вы написать мне на память испанский сонет?;

Стоять смирно!

Как видите, способы, которые есть в этом втором случае в распоряжении говорящего, довольно разнообразны. И всё же обычно в языках мира для этого используется одно главное наклонение — догадались ли вы какое? Конечно, речь идет о повелительномнаклонении (оно же называется императив). Императив существует почти во всех языках мира, причем часто для выражения этого значения используется самая простая, исходная форма глагола (безо всяких суффиксов или приставок). Бывают языки, в которых различается сразу несколько императивов: например, вежливый и не очень вежливый, или „мягкий“ и „категорический“. Представляете, как удобно говорящим на таком языке родителям — вместо того чтобы произносить длинную фразу вроде:

Категорически в последний раз предупреждаю: немедленно безо всяких разговоров иди домой! —

им достаточно только поставить глагол „идти“ в форму категорического императива — и эффект будет тот же самый (если будет).

В русском языке (в отличие, например, от японского или монгольского) таких особых наклонений нет, но из наших примеров вы могли заметить, что в русском языке существуют и более сложные формы для выражения просьб и требований. Это могут быть опять-таки формы с частицей бы (в этом случае они выражают особую вежливость: не могли бы вы… не были ли бы вы так любезны…), а могут быть, например, и формы инфинитива (молчать! — чем не категорический императив?)