Николай Замяткин - Вас невозможно научить иностранному языку

Пока вы этого не поймёте, пока вы будете думать, что изучение языка состоит в том, чтобы найти-таки те самые вожделенные вами «уникальные» курсы с применением «последних слов науки», где вы наконец-то сможете со вздохом облегчения развалиться в удобненьком кресле: «Ну, а теперь научите меня! Давайте, ребята! Покажите, что я недаром заплатил вам деньги!» Пока внутри вас будет жить эта надежда, этот расслабляющий и парализующий мираж, вы никогда не овладеете иностранным языком. Никогда.

Второе, и весьма неожиданное для вас — приятным образом неожиданное:

вы должны перестать считать себя идиотом.

Я беру на себя смелость утверждать, я решительнейшим образом утверждаю, что вы не идиот! Как? Вы не думали, что вы идиот, и без моих утверждений? Уверяю вас, мой любезный собеседник, что вы так думали и думаете! Продукт нашей школьной системы не может так не думать — как минимум в том, что касается ваших — наших! — способностей к освоению иностранного языка. Вам много лет и к тому же в самом впечатлительном возрасте, с упорством, достойным лучшего применения, внушали, что вы — в силу вашего природного идиотизма — не способны к изучению иностранных языков. И вы, мой бедный, жестоким образом обманутый собеседник, уже настолько сжились с этой мыслью, что даже забыли о том, что вы так думаете — маленький, запуганный учителями в школе мальчик, сидящий глубоко внутри вас, не может так не думать.

Так вот, вы — и мальчик — смело можете радоваться — у вас как минимум средние способности к изучению иностранных языков, и при известной самодисциплине и работоспособности их вполне хватит на один, два или три — а нужно ли больше? — языка.

Впрочем, есть достаточно высокие шансы, что ваши языковые и просто интеллектуальные способности даже выше средних, но, как вы, конечно, понимаете, это тоже не есть вредно для успешного изучения чего бы то ни было, включая иностранные языки.

Вас, конечно, подмывает закричать — прямо здесь, в магазине: «Но почему же?! Почему в школе-то…?!». На это, мой дорогой друг и любезный собеседник, есть весьма веские причины. Но ваши личные способности к изучению иностранных языков в их число не входят. Смею вас в этом уверить! Главной причиной здесь является институционная нечестность, когда все — и учителя, и ученики — поставлены в условия, в которых реальное овладение иностранным языком просто-напросто невозможно, какие бы правильные слова при этом ни произносились участниками этой игры. Сам формат «обучения» иностранному языку в школе не позволяет получения положительного конечного результата.

Это как если бы вас обучали плавать, время от времени подводя к старой ржавой ванне, на дне которой плещется сантиметровый слой мутной водички. Вы можете годами и десятилетиями выслушивать самые разнообразные лекции о свойствах этой воды, даже робко прикасаться к ней своим пальчиком либо пытаться попробовать её ногой или другими частями вашего желающего плыть тела, получая за эти попытки — за энтузиазм, с которым вы их делаете — более или менее утешительные отметки — процесс, имеющий, конечно, в зависимости от фантазии и умения учителя, потенциал быть интересным и увлекательным, но не научающий и не могущий научить вас плавать. Не могущий, даже если эту ванну с различной степенью периодичности чистят, а иногда и предпринимают «радикальные», прямо-таки «революционные», меры — такие, например, как обещания — под восторженные рукоплескания «методистов» — довести уровень воды на её дне до полутора или даже двух — какая новизна и смелость! — сантиметров и запустить туда пару- другую игрушечных корабликов!

Ученики этого не могут понимать, хотя большинство из них интуитивно чувствуют, что тут что-то не так, что не так уж всё гладко в датском, так сказать, королевстве, поскольку, несмотря на их первоначальные честные усилия следовать алгоритму изучения иностранного языка, задаваемому школьной программой и преподавателем, они упираются в глухую стену. Весь их жизненный опыт, не очень богатый опыт, конечно, но всё-таки опыт, вся их интуиция говорят, что любая честная работа должна приносить хоть какие-то плоды, хоть какие-то ощутимые результаты, хоть какое-то продвижение вперёд, но в случае с иностранным языком эта работа почему-то ничего кроме изматывающего — словно в вязкой, липкой глине — топтания на месте и разочарования не приносит.

Не в состоянии винить в своей неудаче систему, которая для них всегда вне критики (ибо создана эта система существами для детей полубожественными, не могущими сознательно обманывать, — взрослыми!), они винят в этом того, кого безбоязненно могут винить — себя, поощряемые в этом — тайно и явно — учителями. Поначалу смутное и неоформленное чувство вины с годами — бесплодно-мучительными школьными годами! — превращается в твёрдую уверенность, с которой большинство уже не расстанется никогда: виноват я! моя глупость! я неспособен! Да, происходит именно это: поддаваясь беспощадному давлению системы, дети во всём винят самого беззащитного — себя. Проходят годы — те самые воспетые в песнях «школьные годы чудесные», во время которых блестящие, доверчивые, широко открытые всему новому глаза детей всё больше и больше начинают подёргиваться тусклой поволокой недоверия к школе и учителям, и первые ростки цинизма пускают свои ядовитые корни в их маленьких и пока ещё горячих сердцах…

Учителя участвуют в этой некрасивой игре по разным причинам. Многие в силу своей природной — вообразите себе — и такое возможно! — ограниченности и косности, не понимая того, что происходит, многие — махнув рукой на всё и вся, добровольно став частью порочной системы и отдавшись на волю мутных волн всепоглощающего конформизма. Так или иначе, они никогда не признаются ученикам — даже если это и понимают, — что дело тут вовсе не в «идиотизме» детей, а в нечестном поведении взрослых.

К тому же эта и без того неприятная для всех участников игры ситуация усугубляется острейшим чувством собственной языковой неполноценности у учителей, которые достаточно слабы в разговоре на иностранном языке и в понимании его на слух (у многих практическое владение разговорным языком вообще находится на нуле). Им постоянно кажется, что их вот-вот в этом прилюдно и с безобразным скандалом разоблачат, и чисто бессознательно они концентрируюся на более безопасных для себя областях — грамматике и чтении, в рамках которых учителя чувствуют себя достаточно уютно и уверенно, пресекая в зародыше любые попытки — намёки на попытки! — учеников выйти за эти рамки…

У некоторых учителей иногда прорывается-таки протест, и они вздыхают, жалея, впрочем, главным образом себя и свои напрасно загубленные в школе годы, и говорят нечто невнятное — случается, что даже прямо в классе ученикам — о том, что иностранный язык надо изучать совсем по-другому. Что ржавая ванна с лужицей на дне — это не то место, где можно научиться плавать. Эти честные импульсы, впрочем, очень быстро подавляются проговорившимися — «Жить-то надо — все так делают!», — и продолжается рутинный каждодневный обман, превращающийся скоро в естественную среду учительского обитания, вне которой учитель начинает чувствовать себя так же неуютно, как рыба на раскалённой сковородке.