Вардан Айрапетян - Русские толкования

Круглое число и точное:почти что круг и точка (о круге см. хотя бы Топоров и М. Мейлах в МНМ 2, о точке есть статья Флоренского для словаря символов — ФСС 2, с. 574—90). Точное число определяется одним счетом, а круглое подчиняет себе счет, ср. круглый счет, округление, особенно большое — число «бессчетного» в противоположность «считанному». Большое число скорее круглое, точное число скорее малое, например кругл(еньк)ая сумма — много денег, а блатное кругленькая значило «1000 рублей» ( Сл. блат ., с. 118) до очередной инфляции. От этого отталкивается Рабле: большие числа у него смехотворно точные, не округленные, заметил Бахтин, Творч. Рабле , с. 505—07/ 512—14. Так и в математике, по неожиданному признанию П. Рашевского:

Духу физики более соответствовала бы такая математическая теория целого числа, в которой числа, когда они становятся очень большими, приобретали бы в каком-то смысле «размытый вид», а не являлись строго определенными членами натурального ряда, как мы это себе представляем.

Разумеется, любое измерение производится лишь с какой-то степенью точности, и та «идеальная точность», которую предлагает математика в понятии вещественного числа, физику не требуется.

— Догм. нат . (с. 244 сл.). Круглое число — число глубокое, но неточное (точность и глубину различает Бахтин, К методологии гуманитарных наук ), оно назначено приобщать предмет счета к значимому прообразу, например в пословице «Бог любит троицу» (ПРН, с. 556) — три как наименьшее круглое число. А точное число, будь то целое или нецелое, направлено только на свой предмет, без всякой оглядки. Уточняя круглое число, мы теряем его прообраз; округляя точное, теряем его предмет. Точное число — «разовое», его повторение еще где-нибудь это случайное совпадение, а круглое число устойчиво, постоянно. Круглые числа праздничные, точные будничные. Устойчивое круглое число памятно и памятливо, оно хранит в своей глубине прообраз, чью значимость оно сообщает всё новым предметам; точное число забывчиво.

Почти, почитай, почéсть —словесный округлитель неполного. Ср. без малого, чуть / едва (ли) не, Чуть-чуть не считается, о-коло, не в счет, с лишним, слишком.

К 29 богатырям Мамая,которых побивает русский посол (НРС, 317): фольклорист Т. Новичкова поспешила опровергнуть этот пример гибельности неполного числа своим мнением, будто «случайно попавшая в сказку о Мамае былинная формула „тридцать молодцев без одного“-- в былинах — имеет прямо противоположный смысл, характеризуя дружину богатырей (обычно с продолжением: сам Илья, Садко или Вольга „во тридцатыих“)» — Числа был ., с. 144, к 29 дружинникам см. А. Гиппиус в Жив. ст ., 1997, № 3, с. 21–23, — и даже не заметила, что продолжение в скобках говорит в мою пользу. Вот былина про Василия Буслаева из Сб. Кирши Дан . (л. 14 об. — 16 об.), где тоже

Герой с дружиной сильнее мужиков новгородских, но без него, без К-того и первого, дружина побить их не смогла; только когда Василий пришел молодцам на выручку, мужики покорились. И Повела девка (помощница) Василья со дружиною \ на тот на широкий двор, | привела-та их к зелену вину, | а сели оне, молодцы, во единой круг -- здесь 30 человек уже наглядно круглое число. А 30 без одного, носителя полноты, это дурная множественность. Так и девяты люди. О «круглом числе минус один» ср. Ян Гонда, Триады в Веде, с. 16, прим. 61; Избыт, недост., с. 31 сл. / 339 сл. с прим. 83.

Порядковое число. В сказочной задаче на узнание все равны, все как один: нет своих собственных лиц, имен, мест, нет порядка, только количество. Нет и собственных (неусловных) номеров, то есть порядковых чисел, ср. порядковый номер, только круглое количественное число. Естественное имя номера — порядковое числительное, например трамвай номер пятый, но теперь уже привыкли говорить номер пять.

К сверхполному числу— диалектные косой десяток «11», «очень много» или косая дюжина «13», ср. чертова дюжина, и лишний двадцать/тридцать «21» или «31» (СРНГ 15, с. 64 сл.; 17, с. 92). А вот строфа из Дактилей Ходасевича со сверхполным числом:

(3) — здесь фольклорные пальцы-дети, причем маленький лишний мизинец (4) это «я»-иной. Всё как одно тоже иное по отношению ко множественному всему (к различию между единым целым и множественным всем см. Цел. расчлен.Топорова, с. 218), поэтому сказочный герой может сохранять свое значение К-того, носителя полноты, и будучи К + 1-ым. Это как в древнеиндийских текстах целое из К частей может считаться за К + 1-ое. Например, в Шатапатха-брахмане не раз сказано, что есть 33 бога, а творец всего сущего Праджапати — 34-ый; по толкованию Гонды «Это значит, что он как тридцать четвертый не только превосходит, но и охватывает тридцатитрехчастную целостность, составленную другими богами--» — Триады в Веде , с. 8, ср. на с. 117 сл. и его же Числа Прадж .Так что и круглое число и сверхполное подобны единице в своей способности обозначать целое.

Включение иного во всё.Все и иной, или еще один, всё и иное. Всего без иного нет, как нет правила без исключения, но есть включение, приобщение иного, отраженное в схеме натурального ряда п → п + 1, то есть К → К + 1. Малый ряд рано или поздно оказывается неполным: находится дополняющий его иной, включаемый в счет и делающийся рядовым. Ряд растет, круглое число становится всё круглее (К + 1 = К'). Но большинство математиков под давлением «догмата натурального ряда» (П. Рашевский, Догм, нат .) готовы переходить к следующему натуральному числу слишком последовательно, до бесконечности. Безудержное, не признающее смысловых границ обобщение приводит в основаниях математики к противоречиям. Вот одно из них — парадокс Рассела в шутливой передаче. Деревенский парикмахер по указу должен брить всех тех и только тех мужчин деревни, которые не бреются сами. А кто будет брить парикмахера? Спрашивающий не находит непротиворечивого ответа. Тогда он решает, что указ нелеп, отменяет его и впредь таких указов силится не допустить; отсюда расселовская теория типов и другие средства. Но не указ сам по себе виноват, а спрашивающий математик, включивший иного во всех. Вопрос математика не возникнет при «исключающей интерпретации переменных» по Яакко Хинтикке ( Тождество ), при гуманитарном возврате к меньшему ряду и восстановлении в правах иного. — «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится всё-всё.» — так, повторив па iti па iti «„не“, „не“» Брихадараньяка-упанишады, описал Набоков (Дар, 5) чувство иного и стремление, тягу к нему. Флоренский: «Святой — это прежде всего „ не“.» ( Освящение реальности в БТ 17, с. 149), то есть прежде всего иной. И в Беседах Эпиктета (1.9.4): «--если кто понял устроение мироздания и постиг, что самое великое, самое главное и самое всеобъемлющее среди всего это система, состоящая из людей и бога--» [13] Перевод Г. Тароняна , а бог у Эпиктета — «иной», ăλλος, (1.25.13, 30.1, 2.5.22, 3.1.43, 3.13, 13.13 и 4.1.103).