Владимир Алпатов - История лингвистических учений. Учебное пособие

М. Токиэда считал, что «язык не существует… вне человека, который пытается его описать; он существует как духовный опыт самого наблюдателя». Это относится не только к его родному языку, но и к древнему и иностранному: везде исследователь может изучать лишь тот язык, который он знает и в который он вжился. Здесь он безусловно исходил из традиционного опыта японских ученых, почти исключительно занимавшихся толкованием древних текстов и описанием языка этих текстов.

М. Токиэда разграничивал две точки зрения на язык: позицию субъекта и позицию наблюдателя. Позиция субъекта — позиция носителя языка; помимо практической деятельности эта позиция предусматривает и определенное осознание языка: мы отделяем в языке правильное от ошибочного, красивое от некрасивого, престижное от непрестижного. Позиция наблюдателя связана с изучением, анализом, описанием языка. Подход к языку с двух позиций различен: литературный язык и диалекты могут быть равноценны с точки зрения наблюдателя, но они различаются по престижности для субъекта; варианты одной фонемы не осознаются и не различаются субъектом, но наблюдатель может обнаруживать тот факт, что они имеют фонетические различия. Разграничение двух позиций обнаруживает некоторое сходство с выделением двух точек зрения на язык у А. М. Пешковского.

В связи с различием двух позиций японский языковед пишет и о различии двух направлений в языкознании. В идеях Ф. де Соссюра он вполне справедливо увидел попытку последовательно описывать язык с позиции наблюдателя. Как и авторы книги «Марксизм и философия языка», М. Токиэда ставит под сомнение объективность существования языка в соссюровском смысле: «Нужно считать, что langue, выделенный Соссюром, не сам язык и не чисто психическое явление, а нейрофизиологический процесс… Если мы отвлеклись от предшествующего и последующего процесса, речь уже утратила языковые свойства. Таким образом, какую бы часть языка мы ни взяли, в ней нет ничего, что не было бы непрерывно возникающим процессом. Явления непрерывно возникающего процесса — это и есть язык. Естественнонаучный структуралистский анализ, игнорирующий свойства этих явлений, конструирует предметы, далекие от сущности изучаемых объектов. Концепция langue у Соссюра, таким образом, построена на ошибочных методологических основаниях». Согласно М. Токиэда, не существует ничего, кроме языковой деятельности, и нельзя считать объектом исследования некую систему, изолированную от этой деятельности. Подход, для которого, как в естественных науках, существует только позиция исследователя, по мнению М. Токиэда, не может быть оправдан.

Этому подходу противопоставлен другой, который, в частности, автор данной книги обнаруживает в традиционной японской науке о языке. Главный постулат этого подхода формулируется так: «Точка зрения наблюдателя возможна только тогда, когда имеет своей предпосылкой точку зрения субъекта». Далее М. Токиэда пишет: «Чтобы Б, находясь в позиции наблюдателя, мог иметь своим объектом язык лица А, он должен толковать его с позиции субъекта, вновь его субъективно пережить, а затем только перейти на позицию наблюдателя, следя при этом за своим собственным опытом». Главный и по существу единственный метод лингвистического исследования интроспекция (в описанном выше широком смысле, включая и вживание в чужой язык). К интроспекции могут быть добавлены разве что еще мало развитые непосредственные исследования языковых механизмов мозга, однако, например, описание языка с помощью информанта (прямо не упоминаемое в книге), согласно М. Токиэда, не научно.

Различие двух подходов М. Токиэда иллюстрирует на примере понятия фонемы. Структурализм рассматривает фонему как семью звуков или абстрактный звук; если же исходить из позиции субъекта, то фонемы «считаются понятийными звуками или признаками-указателями, разделяющими звуки языка». Выступая против структурализма Ф. де Соссюра и Ш. Балли (других структуралистов М. Токиэда, видимо, не знал; любопытно, что именно с этими же двумя учеными по преимуществу полемизируют и авторы книги «Марксизм и философия языка» японский языковед фактически здесь спорит не столько со структуралистами, сколько со сторонниками так называемого «физикалистского» подхода к фонеме, тогда как структуралисты (по крайней мере, большинство европейских) именно и подходили к фонемам с точки зрения смыслоразличения, то есть как к «понятийным звукам». Реально наиболее близкой концепция М. Токиэда оказывается к психологическим концепциям И. А. Бодуэна де Куртенэ и Б. Д. Поливанова.

Авторы книги «Марксизм и философия языка» и М. Токиэда (никогда не знавшие друг о друге) в чем-то исходят из прямо противоположных позиций: первые отрицают филологический, толковательный подход к языку, а М. Токиэда именно его считал основой научного языкознания (при широком понимании такого подхода, распространяя его и на современные устные тексты). Однако в критике структурализма они сходятся: они отвергают статичный подход к языку как к системе в отрыве от говорящего от него человека. В обеих книгах критикуется отход лингвистики XX в. от антропоцентризма, попытка рассматривать язык целиком со стороны как чисто объективное явление. Разница однако в том, что В. Н. Волошинов — М. М. Бахтин такую попытку считали исконным свойством науки о языке, исключая лишь гумбольдтовскую традицию, а М. Токиэда видел в этом отход от того, что исконно было заложено в лингвистической традиции прежних веков; пожалуй, последняя точка зрения исторически вернее.

М. Токиэда последовательно отстаивал подход к языку, который в американской лингвистике примерно тех же лет пренебрежительно назывался менталистским (кстати, в защиту ментализма выступали и японские структуралисты, далекие по взглядам от М. Токиэда; крайний антиментализм, связанный с отказом от семантики, не был принят в Японии, как и в большинстве европейских стран). Как и книга «Марксизм и философия языка», книга «Основы японского языкознания» выдвигала максималистскую программу, вообще отрицавшую ценность структурного подхода (при этом при конкретном анализе японского материала ее автор совсем не избегал использования ряда идей критикуемых им авторов, особенно Ш. Балли). Но очень примечательны такие слова М. Токиэда: «Многие наблюдатели намерены описывать язык объективно, но фактически своей неосознанной толковательной деятельностью они предварительно проходят через позицию субъекта; если же в теории этого не признают, правильное понимание толковательной деятельности теряет свое значение, а предпосылки языкового исследования часто оказываются искаженными». Такое искажение стало особенно заметным у лингвистов, пытавшихся довести до логического завершения «абстрактный объективизм», особенно у З. Харриса. Послехомскианская лингвистика пришла к реабилитации интроспекции как метода (см. особенно работы А. Вежбицкой), хотя, конечно, нельзя считать, что все в науке о языке основано только на ней.