Ю. Лебедев. - История русской литературы XIX века. В трех частях. Часть 1 1800-1830-е годы

Одновременно изменяется в поэмах сам тип героя. У Байрона поэтизировался разочарованный герой-индивидуалист, с презрением относящийся к окружающей его «толпе», возвышающийся над нею своей непомерной гордостью и ничем не прикрытым, да еще и возведенным в степень высокого достоинства, эгоизмом. У лермонтовских горцев прежде всего подчеркивается их кровная связь с народом и решительное свободолюбие, непреклонная воля к победе. В более поздней поэме «Беглец» (конец 1830-х гг.) Лермонтов рассказывает о судьбе горца, бежавшего с поля битвы в самую трудную минуту, когда она была фактически проиграна. И вот никто не хочет теперь признать его человеком. От него отворачиваются не только соплеменники, но и любимая девушка, и даже мать. Все его покрывают позором, и когда он закалывается кинжалом у своей сакли, народ лишает труса права на погребение. Лермонтов поэтизирует Кавказ как единственное место, где в людях не угас дух свободы, мужества, рыцарской чести, где даже горы – «свободы вечные твердыни». Здесь, на Кавказе, Лермонтов находит смелых воинов, борцов, которых он противопоставляет безвольным своим современникам. При этом поэт романтизирует сам характер борьбы горцев, оставляя всю правду на их стороне, изображая русских завоевателями. Позднее, в поэме «Мцыри», Лермонтов пересмотрит свой взгляд на историческую роль России в судьбах народов Кавказа. Во вступлении к поэме он говорит о могильных камнях на погосте монастыря, надписи на которых говорят

Итогом многочисленного цикла кавказских поэм явились две из них, доведенные Лермонтовым до совершенства незадолго до его трагической гибели, – «Мцыри» (1839, опубликована в 1840) и «Демон» (1841). Здесь получили своеобразное завершение и обобщение два образа-спутника, прошедшие через все творчество Лермонтова. Демон восходит к типу героя-индивидуалиста, критическое отношение к которому наметилось уже в поэмах Пушкина «Кавказский пленник» и «Цыганы», а также в лирических стихотворениях «Демон» и «Ангел». Скорее всего, именно пушкинский «Ангел» (1828) навел Лермонтова на замысел поэмы о демоне, разочаровавшемся во зле и потянувшемся к добру (первый набросок «Демона» Лермонтов сделал в 1829 году). У Пушкина:

Существовала, конечно, мощная европейская традиция, на которую не мог не оглядываться Лермонтов в работе над своей поэмой: «Потерянный рай» Мильтона, «Фауст» Гёте с его Мефистофелем, «Каин» Байрона, наконец. Но Демона Лермонтова резко отличает от всех этих героев неведомая им неудовлетворенность не столько миром, сколько самим собой. Опираясь на библейский мотив о духе зла, свергнутого с неба за свой бунт против верховной Божественной власти, Лермонтов «очеловечил» образ Демона, придав ему характер, свойственный многим своим современникам. Главным мотивом, движущим всеми поступками и переживаниями лермонтовского героя, является непомерная гордыня, приносящая Демону бесконечные страдания и всякий раз ставящая последний предел его благим начинаниям.

Лермонтов показывает героя в момент, когда стихия демонического отрицания ему наскучила, когда плененный красотой Кавказа и дочерью его Тамарой,

Но ведь «постигнуть святыню» еще не значит самому приблизиться к святости. Он вспоминает о прежнем счастье, и в нем «чувство вдруг заговорило родным когда-то языком». Какое же это чувство? «То был ли признак возрожденья?» – спрашивает Лермонтов и отвечает так:

Что стоит за этим «не взял бы забвенья»? Разве не та же самая гордыня, не то же самое превозношение себя над Богом и над святостью, которое и низвергло Демона с небес? Поэтому любовь Демона к Тамаре не свободна от гордого стремления обладать ее красотой, овладеть ее святыней. Но без лукавства такое предприятие невозможно, и вот первый шаг Демона к осуществлению своей мечты – искушение жениха Тамары, по воле Демона отказавшегося совершить сберегающую от мусульманского кинжала молитву и погибшего в засаде. Демон губит жениха Тамары «без сожаленья, без участья». Одну минуту своих «непризнанных мучений» или нежданных радостей он ставит выше «тягостных лишений, трудов и бед толпы людской».

Какие «золотые сны» навевает Демон на душу Тамары после устранения любимого ею жениха? Он не без лукавства говорит о полной безучастности праведных душ в раю к живущим на земле людям. Он Тамару хочет искусить своей песней, далекой от подлинной святости, песней о безучастных «облаках», тихо плавающих в тумане «без руля и без ветрил»:

Но ведь все это так же далеко от райского состояния праведных душ, как далек от ангела этот «пришлец туманный и немой»:

И Тамара, не лишенная человеческой греховности, прельщается этой гордой личностью, сильной духом, наделенной чувством красоты, основанной на презрении к этому миру, то есть красоты обманной и лукавой. И вот уже она «Святым захочет ли молиться – / А сердце молится ему…». Душою Тамары начинает овладевать не духовность, не святость, а сильная земная страсть: «Объятья жадно ищут встречи, / Лобзанья тают на устах…»

Но в поэме есть одно мгновение, когда душа Демона дрогнула перед святыней. Это случается в тот момент, когда незримый ангел, охраняя душу Тамары, вдохновляет ее на такую песню, «как будто для земли / Она была на небе сложена»: