Владимир Козаровецкий - Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

Публикация Первой главы 1825 года состояла из Предисловия (впоследствии в роман более никогда не включавшегося, но, как мы увидим, сегодня тоже предназначенного для широкого читательского круга), следующего за ним стихотворения без названия, которое позже пушкинисты назвали «Разговором книгопродавца с поэтом», и собственно текста Первой главы. Предисловие, написанное от лица «издателя», было объединено с «Разговором» единой нумерацией римскими цифрами , что, с одной стороны, свидетельствовало о том, что это стихотворение, так же, как и Предисловие, имеет прямое отношение к роману, а с другой – отграничивало эти два текста от текста самой главы, в котором нумерация страниц была произведена арабскими цифрами , то есть от текста, «принадлежащего перу Евгения Онегина».

Мистификация начиналась с обложки, на которой имя автора не стояло , там были только два слова: ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН. По замыслу Пушкина читатель – или покупатель, – бравший в руки книгу, подсознательно должен был воспринимать ее как написанную неким Евгением Онегиным. Все отдельные издания глав романа (кроме 3-й главы) и оба прижизненных полных издания «Евгения Онегина» вышли без имени Пушкина на обложке . Насколько верен был пушкинский расчет, показывает сообщение Нащокина Пушкину в письме от 9 июля 1831 г.: «Между прочим был приезжий из провинции, который сказывал, что твои стихи не в моде, а читают нового поэта, и кого бы ты думал, – его зовут Евгений Онегин».

Открыв книгу (Первую главу), читатель видел не менее мистификационное предисловие. Оно заслуживает, чтобы, вслед за Барковым, напомнить читателю этот текст, которого в современных отдельных изданиях «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА» нет; я лишь выделил места, на которые имеет смысл обратить особое внимание:

«Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено.

Несколькопесен, или глав Евгения Онегина (без кавычек! – В.К. ) уже готовы. Писанные под влиянием благоприятных обстоятельств, они носят на себе отпечаток веселости, ознаменовавшей первые произведения автора «Руслана и Людмилы».

Первая глава представляет нечто целое. Она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года и напоминает «Беппо», шуточное произведение мрачного Байрона.

Дальновидные критики заметят, конечно, недостаток плана. Всякий волен судить о плане целого романа, прочитав первую главу оного.Станут осуждать и антипоэтический характер главного лица, сбивающегося на Кавказского Пленника, также некоторые строфы, писанные в утомительном роде новейших элегий, в коих чувство уныния поглотило все прочие. Но да будет нам позволено обратить внимание читателей на достоинства, редкие в сатирическом писателе: отсутствие оскорбительнойличностии наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов».

Первая же фраза Предисловия предвещала, что повествование будет оборвано, и ставила перед читателем вопрос: почему роман не будет закончен? кем написано предисловие? В самом деле, может ли сам Пушкин начать предисловие с предположения, что он не допишет свой роман? В следующей фразе – очередная загадка: если несколько глав уже готовы, почему публикуется только одна? Из этого же абзаца можно сделать вывод, что речь идет о произведении Пушкина – «автора “Руслана и Людмилы”» (но тогда опять же: кто пишет предисловие? – ведь не Пушкин же говорит об «отпечатке веселости, ознаменовавшей первые произведения автора«Руслана и Людмилы» !).

Здесь мы уже можем вполне определенно сказать, что это предисловие написано неким «издателем».

Следующий абзац начинается с очередной мистификации, потому что фраза «Первая глава представляет нечто целое» двусмысленна: 1) первая глава представляет собой нечто целое, то есть она сама по себе нечто законченно целое; 2) первая глава представляет нам роман как нечто целое, то есть она является неким обобщенным планом романа. Следующая фраза, про описание светской жизни, вроде бы отсылает нас к первому смыслу, но на самом деле не исключает и второго: это становится ясным в следующем абзаце, который является продолжением именно этой мысли о первой главе как о плане всего романа ( «Дальновидные критики заметят, конечно, недостаток плана» ). И, наконец, последняя фраза окончательно утверждает нас во мнении, что предисловие все-таки написано «издателем» : не будет же сам автор хвастаться своими достоинствами и «отсутствием оскорбительной личности».

Это подтверждается и беловым вариантом, оставшимся Пушкиным неиспользованным из-за его слишком откровенной подсказки; вместо последней фразы там было:

« Звание издателяне позволяет нам хвалить, ни осуждать сего нового произведения. Мнения наши могут показаться пристрастными».

« Предисловие имеет характер мистификации и проникнуто глубокой, хотя и скрытой иронией», – заметил Лотман – и почему-то на этом и остановился, так и не сделав дальнейшего, решающего шага. Согласен, иронией – но в чей адрес? Ирония не существует сама по себе, без адресата. И зачем между этим предисловием и самой главой Пушкин втиснул еще и «Разговор» и как это стихотворение соотносится с предисловием?

В подходе к разбору этого стихотворения и его месту в публикации 1825 года я также опираюсь главным образом на исследование Баркова – на его книгу «Прогулки с Евгением Онегиным» (я расхожусь с ним лишь в некоторых частностях).

Итак, к Книгопродавцу приходит Поэт – как мы потом поймем, с намерением продать рукопись. Начинается «Разговор» таким «вступлением»:

В Предисловии к главе сказано, что «несколько песен… уже готовы» , здесь же говорится (со слов «славы» ), что «поэма… готова» , а публикуется – только одна глава. Так что же принес для продажи Поэт? Забежим вперед, в самый конец публикации – в конец Первой главы: вот ее последняя строфа: