Граф Гаральд - Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую

Как только «Новик» вышел в открытое море, его сейчас же стало сильно качать и, когда эскадра дала 19 узлов, идя против волны, стало бить носом, причем волны перекатывались даже через мостик. Все, кто там ни находился, промокли насквозь, и никакие дождевики не могли помочь. Что касается других миноносцев, то они уже совершенно не могли держаться и их пришлось отпустить назад. Были моменты, когда становилось так тяжело, что мы колебались, не попроситься ли и нам назад, в особенности если дальше будет еще хуже.

В такие походы стоять на мостике миноносца очень тяжело. Время холодное: чтобы простоять несколько часов подряд на ветру, надо одеться очень тепло, иначе замерзнешь. Перекатывающиеся через мостик волны все время обдают водой; и следовало бы надеть дождевик и резиновые сапоги, а нельзя — в них слишком холодно.

Вот и стоишь, понемногу намокая, и крепко держишься обеими руками за поручни мостика, а ногами упираешься в палубу. Скоро привыкаешь к направлениям размахов качки и упираешься уже как‑то автоматически, в такт уходящему из‑под ног мостику, приседая по временам, чтобы брызги разбившейся о нос волны пролетели мимо.

Все время приходится быть особенно внимательным. Ночь темная, эскадра идет без огней, с трудом различаешь силуэт переднего корабля; а ход большой, того и гляди — или налезешь на него, или так оттянешь линию, что совсем оторвешься от эскадры: тогда уже в темноте ее и не найдешь. Да и искать нельзя — могут принять за неприятеля и начнут стрелять. Поэтому все время напряженно стережешь каждое движение своего мателота, зорко посматриваешь за рулевым, да то и дело передаешь в машину, чтобы прибавили или убавили число оборотов турбинам.

В такие погоды море неприветливое, злое; так и кажется, что будто в порыве какой‑то страшной, неизведанной злобы оно разломит миноносец в щепы; но он только скрипит и, переваливаясь с борта на борт, перескакивает с одной волны на другую.

Когда эскадра уже перестроилась по–ночному, головными пошли дредноуты, а «Новик» — в самом хвосте, за «Олегом». На наше счастье, стало понемногу стихать и к полуночи было уже совсем тихо. «Новик» всю ночь продержался хорошо, но крейсера оторвались от дредноутов, и, когда рассвело, между бригадами оказалось большое расстояние.

К 8 часам утра эскадра пришла на параллель южной оконечности острова Готланд, к месту, где должно было быть поставлено заграждение. Крейсера сейчас же начали ставить мины. Постановка прошла быстро и без всякой помехи со стороны неприятеля. Во время нее дредноуты и «Новик» служили заслоном с юга. Когда мы маневрировали с дредноутами, произошел маленький инцидент, который, однако, чуть не кончился довольно печально. Мы с «Новика» заметили в нескольких кабельтовых от нас, на курсе «Петропавловска», плавающую мину, с которой он неизбежно должен был столкнуться. Не колеблясь долго, видит он ее или нет, командир дал несколько тревожных свистков. По–видимому, мину с «Петропавловска» заметили только тогда, когда раздался наш свисток, потому что он в этот момент круто повернул, пройдя от нее совершенно близко.

После окончания постановки мин эскадра повернула на N и пошла между островом Готланд и шведским берегом, перестроившись так, что в середине находились два дредноута, а спереди и сзади — по два крейсера; мы же шли на траверзе «Петропавловска».

Скоро на горизонте был замечен дым, который, по–видимому, принадлежал какому‑то коммерческому пароходу. Адмирал сейчас же послал нас его осмотреть, и мы выяснили, что это — швед, идущий с грузом леса через Мальмэ в Лондон. Нам осталось только его отпустить, а самим вернуться к эскадре.

В 4 часа дня на горизонте снова показался дым, и нас опять послали на разведку. Подойдя ближе, мы убедились, что это тоже шведский пароход с лесом. Для опроса командир приказал в рупор ему остановиться. Но, несмотря на это, он продолжал идти. Тогда нам пришлось дать холостой выстрел и погнаться за ним. Кроме того, чтобы заставить пароход немедленно исполнить приказание, командир решил ему срезать нос. Когда «Новик», пересекая курс, был уже против его форштевня, он так приблизился, что вот–вот должен был врезаться в нас. Положение казалось безвыходным, но на расстоянии 5–6 футов пароход наконец остановился, и мы с облегчением вздохнули. Первое впечатление было, что это сделано нарочно, чтобы нас протаранить, но капитан парохода уверял, что у него очень слабая машина, которая долго забирает на задний ход, в особенности когда пароход так сильно загружен. Трудно было оспаривать; возможно, что капитан был прав. Оказалось, что пароход шел тоже в Лондон и, отпустив его, мы вернулись к эскадре.

Погода к этому времени изменилась к лучшему: ветер стих и волнение почти улеглось. Эскадра, не встретив неприятеля, спокойно продолжала путь. В половине первого ночи, по счислению, должен был открыться маяк Дагерорт, после чего ей надо было разделиться: дредноуты и «Новик» шли Финским заливом в Ревель, а крейсера через Утэ в Люм. Однако в назначенное время Дагерорт не открылся и, таким образом, мы не могли определиться. Пришлось всю ночь до рассвета продержаться в море. Мы на «Новике» очень устали после такого похода, а потому перспектива провести еще ночь в море нам совсем не улыбалась, тем более что стало очень холодно и временами шел снег. Ночь потянулась томительно долго; линейные корабли ходили взад и вперед в определенном районе, а мы плелись за ними. Наконец стало светать. Немного спустя подошли 5, 6, 8 и 9–й дивизионы и благополучно проконвоировали нас до Утэ, после чего эскадра пошла mхерaMH в Лапвик. На траверзе Гангэ адмирал поднял сигнал: ««Новику» изъявляется особая благодарность за поход», — и отпустил нас в Гельсингфорс, а сам с дредноутами остался на ночь на Лапвикском рейде.

С 31 октября до 4 ноября нам дали возможность простоять в Гельсингфорсе, а затем послали в Ревель. За это время мы хорошо отдохнули от Моонзунда.

6-го ноября у Люзерорта обнаружилась деятельность неприятеля, и «Новик» был срочно вытребован начальником дивизии. В полдень мы вышли по назначению. В море оказался густой туман, и в нем пришлось идти до самого Оденсхольма, где, на наше счастье, он рассеялся; до Куморского буя удалось дойти благополучно. Там опять нашел туман, и, так как вход в Моонзунд был очень сложен, пришлось стать на якорь. Только через два часа окончательно прояснилось, ив 7 часов вечера мы получили возможность идти дальше и уже беспрепятственно дошли до Куйваста.