Зоя Кирнозе - Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие

Вместе с тем город Киншаса – система, способная к саморегуляции. Так, в столичном районе MONT NGAFULA долгие годы продолжалось строительство заправочной станции FINE. Наконец, строительство было завершено, и в 2002 году она начала работать. Спустя несколько месяцев владелец заправки установил рядом с ней уличный фонарь. И поскольку на заправке есть генератор, независимый источник энергии, фонарь всегда зажигался по вечерам.

Моментально вокруг фонаря выросли бары, открылось интернет-кафе, появилась телефонная будка. Водители автобусов перенесли к фонарю конечную остановку ряда маршрутов, возникла новая стоянка такси. Начал процветать расположенный неподалеку отель. В результате саморегуляции в урбанистической системе Киншасы возникло эмерджентное свойство. Система перестроилась, породила новый смысл. В ней произошел смысловой скачок.

Современная литература также способна к саморегуляции, смысловой перестройке. Так, отвечая на вопросы писательницы Екатерины Садур, в интервью журналу «Voyage» (март 2002), сербский классик постмодернизма Милорад Павич отмечал, что «литература должна приспосабливаться к новой электронной эре, где преимущество отдается не плавному, линейному, состоящему из последовательных звеньев литературному произведению, а иконизированному образу, знаку, семиотическому сигналу, который можно передать мгновенно, ведь XXI век требует именно этого». У Павича текст «…роится, разветвляется, как наши мысли или сновидения» [263]. Он пишет прозу, имеющую интерактивную нелинейную структуру. Можно сказать, что в смысловой глубине эта проза функционирует подобно фонарю в районе MONT NGAFULA в Киншасе. По словам Павича, его проза имеет «интерактивную нелинейную структуру». Она непосредственно вовлекает, втягивает внутрь себя читателя.

Проза Павича постоянно хаотизируется, переходя к фазе саморегуляции. В текстах Павича порождается эмерджентное свойство за счет включения динамических положительных обратных связей с читателем. Так, роман М. Павича «Ящик для письменных принадлежностей» «…имеет два завершения – одно в книге, другое в Интернете». В бумажной версии романа Павич указал электронный адрес для активных и увлеченных созданием собственных текстов читателей. В сети Интернет возник совершенно другой финал романа [264]. М. Павич сознательно переуступает читателю функции творца. Книга начинает напоминать меню, а читатель становится посетителем ресторана, совершающего заказ блюд по своему собственному усмотрению [265]. Неустойчивость, нестабильность системы приводит к саморегуляции текста и возникновению нового эмерджентного свойства. В результате в системе «литература» возникает новая переменная величина, влияющая на моментальное порождение «текста» с возможностью его дальнейшего скачкообразного перехода в статус «произведения». Литературные артефакты Павича постоянно колеблются между состоянием «произведения» и фазой «текста». В результате процедур подобного скачкообразного перехода в системе «литература» возникает новый смысл.

Смысл — основа культуры, «одна из самых трудных для философии категорий» (А.Ф. Лосев). Категорию «смысл» можно рассматривать по вертикали и по горизонтали. По вертикали смысл открывается как суть, полнота, целостность, вечность, сфера, круг, Бог. В определении Платона, сфера – «…образ идеального самодовления, ибо включает в себя все существующие фигуры и ничего не оставляет рядом с собой». В философском плане смысл связан с «ноосферой (В.И. Вернадский). Смысл – это «Нададресат», «Третий» (М.М. Бахтин), Бог, совесть, истина, суд истории. В этом ключе смысл для человека – принципиальная возможность быть услышанным. Смыслом М.М. Бахтин называл «ответы на вопросы». Смысл в понимании Бахтина диалогичен.

По горизонтали смысл проявляет себя в духовных и материальных формах культуры, цивилизации и литературы. Смысл в литературе связан с общей проблемой смыслопорождения в культуре, зависящего от контекста и точки зрения участников общения. По утверждению философа, крупнейшего отечественного специалиста по методологии науки Г.П. Щедровицкого, каждый человек понимает что-либо «…в силу воздействия на него той ситуации, в которой он находится. Каждый понимает соответственно своей ситуации. И при этом мы обычно это понимание выражаем словом «смысл». Значит, смысл – это особое структурное, как бы остановленное, представление процесса понимания» [266]. Смысл в культуре возникает как «конфигурация связей и отношений» между текстом и контекстом в ходе деятельности человека [267]. Культурные смыслы «можно представить как кластеры значений, которые прорастают, упав на почву контекста» [268].

Специфика категории «смысл» в литературе заключается в особенностях художественного произведения и контекста. Для понимания «смысла» надо попытаться еще раз отграничить понятие «произведение» от понятия «текст». Представляется, что «текст» несет «содержание», а произведение – «смысл». Под «содержанием» Г.И. Богин понимает «наборы предикаций в рамках пропозициональных структур» [269]. Часть этих предикаций является «готовой», данной, заранее известной, так что читатель не сталкивается с задержкой времени, смещениями пространства, деформациями образности. Снимаются все типы «остранения» в тексте, прочитанном лишь в плане его содержания. Понятый так текст наделен содержанием, но лишен «художественности». «Художественность» в литературном произведении неразрывно связана со «смыслом», понятым как «конфигурация всех связей и отношений» в ситуации художественного коммуницирования, восстанавливая или создавая которую читатель понимает произведение [270]. Отметим, что в цитируемых тезисах Г.И. Богин связывает термин «текст» и с «содержанием», и со «смыслом». Разграничение между «текстом» и «содержанием» введено в рамках системно-синергетического подхода к литературе.

Уже отмечалось, что писатель, создавая текст, содержащий описание вымышленного мира, и снабжая его программой, обеспечивающей восприятие этого мира в качестве художественного изображения, вступает в диалог с читателем, преклоняющимся перед этим изображением. В этом случае «текст», не переставая быть носителем информации («содержания»), становится литературным произведением. При этом не менее конкретное лицо – читатель, открывший для себя художественность текста и преклоняющийся перед нею, предстает как ценитель литературного произведения.

Выражая эти мысли на другом терминологическом языке, можно сказать, что «текст» «…не равняется всему произведению в его целом». Он не равен произведению в статусе «эстетического объекта». По мысли М.М. Бахтина, в произведение входит и его «необходимый внетекстовый контекст». Произведение «как бы окутано музыкой интонационно-ценностного контекста, в котором оно понимается и оценивается». Это восприятие, этот контекст меняются от века к веку [271]. Следовательно, «смысл» возникает при восприятии «интонационно-ценностного контекста» произведения, которое подобно партитуре симфонического произведения заново интерпретируется оркестром читателей. Так, исследуя сборник Гёте «Западно-восточный диван», А.В. Михайлов сделал глубокий вывод о смыслопорождении в этом произведении: «Помимо многообразия таких внутренних связей, какие устанавливаются между огромным количеством текстов, составляющих весь свод «Западно-восточного дивана», и которые никогда не могут быть прослежены и исчерпаны до конца, потому что это многообразие устроено как открытое множество и связи должны устанавливаться заново в каждом акте чтения, – помимо этого многообразия Гёте позаботился и об ином – о том, чтобы была выделена общая идея произведения» [272].