Джеймс Эйтчесон - Верный меч

-Сдаешься?

-Сдаюсь, - смеясь, я оттолкнул его деревяшку и поднялся на ноги. В пяти ярдах от меня стояла деревянная кормушка, на нее я, должно быть, и наткнулся. Могло быть и хуже, подумал я. Я мог улечься прямо в нее.

Я взглянул в сторону зала, где все еще стояла улыбающаяся Беатрис. Я по очереди взъерошил волосы каждого из мальчиков, затем восстановил дыхание и вытер пот со лба.

-Продолжайте тренироваться, и однажды вы станете хорошими рыцарями, - сказал я им.

Они чуть не лопались от гордости, что дрались так хорошо. В бою очень многое зависит от удачи, но самые лучшие воины способны сами организовать свое везение, воспользовавшись ошибками противника; именно так поступили эти двое. Я оставил их сражаться друг с другом, и направился через двор к Беатрис.

-Тебя победили два мальчика, - сказала она, когда я приблизился. - Ты разочаровал меня.

-Перспективные ребята, - ответил я. - Твоему отцу повезло иметь таких способных молодых бойцов.

Я смотрел, как они закончили размечать площадку для боя и снова взяли деревянные мечи и плетеные щиты. Они нападали друг на друга, обменивались ударами, быстро отскакивали назад и кружились в поисках недочетов обороны.

-Немало мужчин умеют владеть мечом, - сказала Беатрис. - Хотя, судя по тому, что я слышала, мало кто может сравниться с тобой в доблести.

-Просто мне повезло не свалиться в эту кормушку у тебя на глазах. - Я не совсем шутил. После всех часов тренировок моя рука все еще работала медленно, тело двигалось тяжело. Я не так устойчиво держался на ногах, как мне хотелось бы, даже без тяжелой кольчуги и шоссов.

Она мимолетно улыбнулась и заправила прядку волос под платок.

-Я много о тебе слышала, - сказала она. - Мой отец рассказал, как ты бился при Гастингсе, как твоя доблесть и сообразительность спасли жизнь твоего сюзерена.

При Гастингсе, но не в Дунхольме.

-Это было больше двух лет назад, - возразил я. - С тех пор многое изменилось.

Она помолчала, потом сказала:

-То, что случилось с лордом Робертом, не твоя вина.

Я нахмурился. Что ей еще рассказал отец?

-Я не хочу говорить об этом, - сказал я, поворачиваясь, чтобы уйти.

Через несколько мгновений она шагала рядом со мной, приподняв подол платья, чтобы не забрызгать грязью.

-Ты не должен винить себя в его смерти.

-Тогда перед кем я виноват? - Спросил я, поворачиваясь к ней.

Хотя и хрупкого сложения, она была довольно высокой для женщины, всего на голову ниже меня, и мы смотрели друг другу в глаза, потому что она не собиралась отводить взгляд. Она умела быть настойчивой, это качество она, похоже, унаследовала от отца.

-Ты скорбишь не только о своем лорде, - сказала она. - Был кто-то еще? Кто был тебе дорог?

Снова лицо Освинн встало передо мной, ее волосы, струящиеся по высокой груди, я вспомнил, как обнимал ее, прежде чем оставил в ту последнюю ночь. Ночь, когда она умерла. Но откуда Беатрис могла знать, и почему она мучила меня такими вопросами?

-Я не хотела напоминать, - тихо сказала она, опуская голову.

-Нет, - я смотрел на нее. - Ты не должна.

У меня не было ни малейшего желания говорить ни о Дунхольме, ни о лорде Роберте, ни об Освинн, особенно с теми, кто ничего о них не знал.

-Мне очень жаль. Того, что произошло.

-Я не нуждаюсь в твоей жалости. - Я пошел к колодцу рядом с кузней, надеясь, что ей надоест травить меня.

После тренировки горло мое пересохло, и я хотел пить. Ведро было наполовину полным, я засучил рукава и плеснул в лицо пригоршню коричневатой воды, задохнувшись от ее холода и земного чуть сладкого вкуса. Ее струйки стекали по моему подбородку и шее на тунику, словно ледяными пальцами поглаживая грудь.

-Мой отец высоко ценит тебя, - раздался голос Беатрис у меня за спиной.

Я вздохнул и повернулся, поднимая руку, чтобы защитить глаза от низкого солнца.

-Почему ты преследуешь меня, миледи?

Ее лицо было в тени, и я не мог ничего прочитать на нем.

-Потому что ты заинтересовал меня, Танкред Динан.

С лица все еще капало, и я вытерся рукавом рубахи. Я почувствовал щетину на подбородке и вспомнил, что не брился несколько дней. Небритый, потный, со спутанными волосами, с руками, покрытыми синяками и царапинами, чем я мог заинтересовать дочь одного из самых влиятельных людей Англии?

Не говоря ни слова, я прошел мимо нее к высоким дверям зала и теплу очага. На этот раз она не последовала за мной.

*

За все это время я почти не видел Мале и не слышал от него ни слова. Став кастеляном, он переехал со своими слугами в палаты лорда Ричарда в башне замка. Иногда я видел его издали, он проходил мимо учебной площадки, но всегда был занят делами то с одним лордом, то с другим. Большинства из них я не знал, возможно, это были младшие вассалы короля, а может быть, вассалы самого Мале.

Правда, был один, которого я признал, поскольку встречал его раньше: Гилберт де Ганд, чья длинная физиономия, казалось, была скручена в вечной насмешке. По рождению он был фламандцем, как и лорд Роберт, но при том, что они были примерно одного возраста, не смог высоко подняться в глазах короля. Действительно, я не мог вспомнить времени, когда эти двое не соперничали друг с другом хоть в чем-то. Мы впервые встретились, когда мне исполнилось семнадцать лет, и я вступил в личный отряд лорда Роберта. Тогда он не обратил на меня внимания, но с годами я стал одним из ближних рыцарей Роберта, и заслужил ту же враждебность, с которой Гилберт относился к моему господину.

На этот раз он меня не заметил, чему я, признаться, был рад. Я не ожидал, что он будет хорошо отзываться о лорде Роберте даже сейчас, после его смерти, и не доверял своему терпению.

Прошло четыре дня, прежде чем я получил известие, что Мале хочет меня видеть. Он, как обычно, был в замке, поэтому конюх виконта снабдил меня лошадью, кобылой серой масти с белой полосой на морде. Не самая лучшая лошадь, на которой я ездил, но вполне приличная, и если не очень шустрая, то, по крайней мере, послушная.

Двор замка в то утро бурлил, как горшок с кашей. На тренировочной площадке был поставлен ряд деревянных опор, каждая в рост человека, с кочаном гнилой капусты на верхушке, всадники на лошадях по очереди мчались мимо них, рубя капусту "в капусту", пардон за каламбур. Ближе к южным воротам стояли вертящиеся столбы. Это было более сложное упражнение, которое зависело как от скорости, так и от точности: ударишь слишком медленно, и мешок с песком шлепнет по спине так, что вылетишь из седла. В молодости я получил немало оплеух от "песочного человека".

Дым от многих костров, разложенных вдоль стен поднимался вверх, заслоняя солнце; он смешивался с запахом мочи, навоза и сырой кожи. Я уже вел кобылу в конюшню, когда увидел Гилфорда около замковой часовни. Ее приземистый сруб, сгорбившийся в тени частокола отличался от других зданий только изображением креста над входом. Священник стоял около дверей, отчитывая мальчика-слугу, хотя было непонятно, в чем тот провинился.