Ольга Поволоцкая - Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы

Выскажем здесь попутное соображение о том, что может означать мотив разгромленной квартиры в реалистической картине мира той эпохи. Именно разгромами оборачивались обыски, которым подвергались жилища арестованных, когда выворачиваются ящики столов, вываливается на пол содержимое шкафов, вспарываются подушки и матрацы, когда окурки бросаются прямо на пол. Кавардак, царящий в квартире Маргариты, ждущей звонка Азазелло, а именно: скомканное белье, валяющееся прямо на полу рядом с раздавленной коробкой папирос, туфли на ночном столике рядом с чашкой недопитого кофе. Очень выразительна подробность о безнаказанно мародерствующей домработнице – тайном осведомителе «органов», которая «сгребла в узел все, что ей попалось под руку…» (ММ-2. С. 700).

По-видимому, жилище Латунского подверглось обыску в отсутствие хозяина, который в это время был на траурном заседании в честь безвременно скончавшегося председателя МАССОЛИТа. Нам кажется, что в его квартире также искали рукопись романа мастера, но, в отличие от Берлиоза, Латунский рукопись не скопировал, так как искренне не осознавал ее художественной ценности. Поэтому и уцелел, отделавшись лишь разгромом.

Вернемся к сказочному нарративу. Другой персонаж, сыгравший не менее мерзкую роль в судьбе мастера, Алоизий Могарыч тоже станет жертвой Маргаритиного гнева. Этот обыкновенный советский злодей написал донос на мастера, сообщив «куда следует», что мастер хранит нелегальную литературу.

Разоблаченный доносчик оказывается абсолютно беспомощным перед «ведьмой», вцепившейся в его лицо ногтями. «Стуча зубами», «окровавленный», «в ужасе понес какую-то околесицу» (ММ-2. С. 739)Могарыч. И опять Маргарита является инструментом наказания в сатирическом замысле автора. Но озлобленность и желание отомстить подлецам, погубившим ее возлюбленного, наверно, могут быть если не оправданы, то хотя бы поняты в свете того бесконечного горя и мук женщины, потерявшей своего возлюбленного. Это горе умножено невозможностью хоть что-то узнать об участи дорогого человека. Где он? Что с ним? Жив ли он? Бытие живущего в неизвестности – это настоящая пытка, и ненависть к тем, кто казался Маргарите виновником ее беды, в общем, понятна. Ненависть эта, кстати, была выражена в крайней форме, когда Маргарита сказала мастеру, «что она отравит Латунского». И все-таки этого мало, чтобы получить статус «ведьмы», наделить этот персонаж качеством инфернальности, то есть причастности к специфической деятельности «известного учреждения».

В отличие от Воланда и его свиты, Маргарита не маска, не кривляющаяся тень, она живой, страдающий, любящий человек, и сочувствие к ней автора – вещь очевидная. В отношении читателей к Маргарите наблюдается полярный разброс мнений: от полной влюбленности в этот образ красивой, любящей женщины, готовой погибнуть вместе со своим возлюбленным, до абсолютного неприятия ее и отвращения к ней, какое демонстрирует, например, А. Кураев, обвинивший героиню булгаковского романа во всех смертных грехах и доказывающий, что сам автор также негативно оценивает свою героиню [41].

Известно, что прототипом Маргариты общепризнана последняя жена Михаила Булгакова – Елена Сергеевна Булгакова. Она сама считала себя Маргаритой, а значит, ее не смущал статус ведьмы, который приобрела героиня романа, вступив в сделку с дьяволом.

Разберемся в условиях этой сделки. За возможность воспользоваться случаем и узнать хоть что-то о мастере Маргарита согласилась стать королевой ежегодного бала ста королей, или великого бала сатаны. К ней обратились потусторонние силы потому, что по традиции имя королевы должно быть – Маргарита и из ста двадцати одной Маргариты, проживавшей в Москве, подошла на эту роль только она. Так выглядит сказочная, мифологическая мотивация. Этот бал недешево стоил Маргарите. Он представлял собой целую цепь тяжелых испытаний: как физических страданий, так и нравственных. Перед ней проходит нескончаемая череда преступников, злодеев, предателей, убийц всех времен и народов. И как бы внутренне ни содрогалась Маргарита от ужаса при виде оживающих истлевших останков покойников, ее обязанность как королевы бала – сохранять самообладание и приветствовать их улыбкой. Как мы упоминали, П. Сапронов называл эту никому не видную королевскую работу « каторжным трудом самообладания». Мы видим, как измученный человек, готовый пойти и утопиться, играет королевскую роль, изображая величавость, властность, удовольствие: «лицо ее стянуло в неподвижную маску привета» (ММ-2. С. 724).

Однако самое тяжелое испытание ждало Маргариту в конце празднества. Апофеозом бала стало торжественно вынесенное блюдо с отрезанной головой Берлиоза. В этой точке происходит соединение, смыкание фантастической сказки с потаенным сюжетом, земным и страшным, на который можно только указать, но о котором связный рассказ невозможен. Мы опять попадаем в сферу чудовищных догадок об участи человека, оказавшегося «там». К моменту выноса головы на блюде, кремация останков Берлиоза уже состоялась. В эмпирическом же мире в этот момент в МАССОЛИТе происходит траурное заседание в честь покойного редактора.

По-видимому, по расчету сатаны, чтобы договор с дьяволом был нерасторжимым, Маргарита должна была приобщиться к самой сокровенной властной тайне политического убийства. Ведь только личное участие в «великих балах сатаны», или, попросту говоря, в казнях, с точки зрения тирана, обеспечивало необходимую гарантию секретности и верности ему лично всех «посвященных». В данном случае Маргарита приглашена на казнь своего врага, она, по версии сатаны, жаждет крови, что не может не обеспечить, по замыслу Воланда, добровольности ее сотрудничества из чувства благодарности. Воланд рассчитал, что Маргарита поверит в то, что в деле мастера Воланд на ее стороне. За какие бы преступления ни казнил владыка преисподней Берлиоза, среди этих преступлений есть прямая вина за участь мастера. Сделав героиню свидетелем повторной смерти Берлиоза и соучастницей казни барона Майгеля, Воланд повязал ее пролитой кровью. И причастил кровью «шпиона» и доносчика Майгеля, что прочитывается нами как символ предопределенности предстоящего ей предательства.

«Великий бал» – это еще один фокус «кровавого фокусника». Поэтому образ бала надо разделить на три составляющие, как и любой фокус: на отвлекающий внимание маневр, на результат фокуса, то есть возникшую иллюзию чуда, и попробовать уловить то мгновение, в которое произведен ловкими руками обман.

По нашему мнению, властный расчет Воланда на искусно проделанный фокус оправдался не до конца.