Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире

Иную версию древней истории, страдающую мегаломанией, развивал бывший связист, а затем военный переводчик, преподаватель арабского языка, кандидат филологических наук Н. Н. Вашкевич, как будто бы сочувствовавший неоязычеству, но скептически относившийся к «Влесовой книге» и не разделявший расовой доктрины (Вашкевич 1996: 65, 185, 267). Задавшись вопросом о происхождении человека и цивилизации, он отверг какие-либо иные подходы к изучению этих проблем, кроме лингвистического. Последний же он понимал по-дилетантски как сравнение отдельных современных лексем и их субъективную интерпретацию. Он не только не признавал методов научного сравнительно-исторического языкознания, но и не желал считаться с достижениями лингвистов-профессионалов. Зато среди источников своих познаний о древней истории он упоминал книги таких же, как он сам, дилетантов Кандыбы и Гриневича, эзотериков Генона и Шюре, историков-фантастов Гумилева и Шилова. Немалую роль в его историческом образовании сыграли и произведения арабских историков-националистов, пытавшихся не только объявить Древний Египет плодом творчества арабского народа, но и изобразить последний древнейшим народом Земли.

Вот почему Вашкевич считал дорогой для него арабский язык древнейшим языком планеты, от которого якобы произошли все языки мира, а Аравию – прародиной мировых цивилизаций. Однако чисто арабская версия древней истории не могла удовлетворить его патриотические чувства. И он утверждал, что русский язык якобы был прямым потомком арабского, что первым алфавитом на Земле был русский алфавит и что именно русские осуществили перевод библейских текстов с «протоязыка». А уже позднее эти тексты были будто бы переведены на все другие языки. Историософия автора включала идею последовательного упадка и деградации. Ведь у истоков человечества, по его мнению, лежала блестящая арабоязычная первоцивилизация, которая с течением времени пришла в упадок и распалась (Вашкевич 1994; 1996: 162).

С самого начала эта цивилизация-империя, охватывавшая едва ли не всю планету, состояла из целого ряда более специализированных регионов (Индия, Китай и др.). Вместе с тем русским автор приписывал особую миссию – они будто бы составляли воинскую прослойку и их гарнизоны стояли во всех частях империи. Поэтому, утверждал он, воинственность является неотъемлемой чертой русских и всех прочих европейских народов, которые, как он полагал, от них происходят: «Война – естественный способ существования европейских народов» (Вашкевич 1996: 66, 91, 305). Мало того, по ходу дела выясняется, что арабоцентристская версия древней истории автора явно не устраивала и Арабская идея постепенно вытеснялась Русской. К своему удивлению, читатель узнает, что древнеегипетская цивилизация имела древнерусские корни и ее создатели поначалу говорили на русском языке и отправляли русские культы. Затем то же самое обнаруживается в Индии, Ливии, Китае и т. д. Мировая история теряет свою многокрасочность и становится удивительно скучной и однообразной. Но и это казалось автору недостаточным. Он обнаруживал русские корни даже в арабском «первоязыке», настаивал на том, что религия Древнейшей Державы была создана русскими жрецами и что власть там принадлежала русским (Вашкевич 1996: 91–95).

Как и почему развалилась Перводержава? Автор связывал это с нараставшей специализацией регионов и развитием «национальной идеи», требовавшей большей самостоятельности вплоть до политической автономии. Именно в этот момент, как он утверждал, власть в империи захватила армия, представленная русскими. Причем она захватила ее не для спасения империи, а для того, чтобы придать распаду империи цивилизованный характер и спасти отделяющиеся народы от деградации, наделив их необходимыми знаниями и, прежде всего, письменностью. Впрочем, сетовал автор, никто не оценил благородства русских, и во вновь образовавшихся государствах ни о какой автономии для меньшинств речи уже не было (Вашкевич 1996: 186–205). Короче говоря, все эти фантастические рассуждения о Первоимперии и ее распаде, якобы произошедшем 7500 лет назад, фактически моделировали недавнее прошлое – распад СССР; и автор сам это прекрасно сознавал, говоря о том, что история повторяется (Вашкевич 1996: 205, 225).

Иными словами, все построения Вашкевича служат ярчайшей иллюстрацией того, как современный человек конструирует историю, исходя из окружающей его реальности, а затем опирается на эту искусственную конструкцию для предсказания будущего. При этом становится понятным смысл теории циклизма – ведь если история совершается циклами и без конца повторяется, то имеются все основания мечтать о грядущем восстановлении Русской империи! Мало того, если первоначальное человечество было однородным (вспомним о «едином арабском языке») и не делилось на отдельные этносы, то можно рассчитывать на исчезновение этносов в будущем (Вашкевич 1994: 181). Впрочем, о том, будет ли это единое человечество русскоязычным или арабоязычным, автор многозначительно умалчивал.

Мысль о древней Русской империи и о русских как первонароде, идущая от переосмысленного эзотерического подхода, пришлась по нраву многим писателям-почвенникам. Высот мегаломании она достигда в творчестве бывшего инженера, писателя Ю. Д. Петухова, который никак не мог смириться с мыслью о сложении русского народа в лесной зоне Восточной Европы – ему это казалось унизительным, и, движимый ущемленным национальным чувством, он отправлял «древних русов» в Средиземноморье, где якобы и лежала их истинная прародина. При этом он настойчиво требовал переписать школьные учебники, где, по его мысли, «древних русов» следовало изобразить создателями всех основных древних цивилизаций (Петухов 1998в: 14) вплоть до объявления Египта истинной колыбелью «русов» (Петухов 1998в: 37–47).

В творчестве Петухова на «историческом» поприще выделяются два периода. В 1980 – 1990-х гг. он всячески стремился отождествить праиндоевропейцев со «славянами» («праславянами»). Затем, совершив поездки по странам Ближнего Востока и Египту, он начал настаивать на том, что палеолитические кроманьонцы и были «исконными русами»; якобы у них сложились праязык и культурные традиции, которые в наиболее чистом виде унаследовали русские, и якобы именно «русы» составляли ствол («белую расу»), от которого постепенно отпочковывались самые разные народы. Понимая политическую подоплеку такого подхода, Петухов не уставал подчеркивать свое неприятие расизма и шовинизма. Он даже утверждал, что русским такие чувства чужды в силу их природной «открытости» и «всечеловечности»: «Суперэтносу русов изначально и на протяжении всей его 40-тысячелетней истории не были ведомы установки расизма, национальной или видовой нетерпимости» (Петухов 2001: 387). Иными словами, Петухов верил в национальный характер и придавал ему необычайную устойчивость, делая его фактически генетическим наследием. В итоге, на словах отвергая расизм, на деле в своих «этнологических исследованиях» он исходил именно из расовой теории. Причем если в своих первых книгах он еще пытался это всячески вуалировать, то в самых последних уже вовсе этого не скрывал.