Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире

Имея отношение к науке, Лозко прекрасно представляет все сложности реконструкции дохристианских славянских верований и мифологических представлений, разрушенных внедрением христианства. Мало того, для нее не проходит незамеченным расцвет новой мифологии в современной художественной литературе (Лозко 1994: 30, 34). Тем не менее в качестве активиста новой религии Лозко и сама не прочь заняться мифотворчеством. В частности, она всецело разделяет арийский миф, подхваченный рядом украинских националистов и говорящий о прародине арийцев (индоевропейцев) в Северном Причерноморье, точнее в Поднепровье. Этот миф предполагает, что ведические знания сложились где-то в этом районе и затем были откуда разнесены от Малой Азии до Индии (Лозко 1994: 35; 1997 г). Нетрудно заметить, что этот миф делает ныне живущих в этом регионе украинцев как бы «старшим братом» и в силу этого дает им преимущественное право на «ведическое наследие». Такой мотив подспудно содержится в той версии арийского мифа, которая распространяется в последние десятилетия на Украине. Да и сама Лозко со ссылкой на Тилака утверждает, что «основы ведической культуры сложились именно на Украине 12–10 тыс. лет назад» (Лозко 1994: 86–87) 369.

Все это идет вразрез с установкой самой Лозко на земледельческий характер древнейшей славянской религии, ибо ни о каком земледелии в ту эпоху на Украине не было и речи. Вряд ли стоит говорить о том, что не существовало тогда и индоевропейцев, не говоря уж о славянах. Между тем, ссылаясь на находки украинских археологов, Лозко утверждает, что культ Богини-Матери впервые возник на территории Украины еще в позднем палеолите (об аналогичных находках в Центральной Европе и в Сибири она умалчивает), где его будто бы и подхватили «арийские народы».

Лозко восхищается «гуманизмом» ведической религии, несмотря на то что последняя воспевала жестокие войны и кровавые жертвоприношения. Но ей важно не это, а жизнелюбие языческой религии, ее жизнерадостный настрой, стремление содержать тело в чистоте, ощущение единства с космосом и своей общиной, приоритет земных ценностей, умение жить в гармонии с природой (Лозко 1994: 86–87).

Свою идею о том, что язычество является «этнической религией» украинцев, Лозко регулярно развивает на научных конференциях и симпозиумах (например, в июле 1997 и в апреле 1998 г. в Киеве). При этом она дистанцируется от «новых религиозных движений», настаивая на том, что ее собственная вера является самобытной и одной из древнейших. Себя и своих соратников она объявляет «правопреемниками этнической Церкви, которая была запрещена в 988 г.» (Лозко 1997в) 370. Она призывает поклоняться природе, а не «богочеловеку» и настаивает на том, что спасение природной среды связано с культивацией «высокого уровня этнической энергии» у коренных этносов. Ибо только последним дано сохранить естественную природу от уничтожения. Под этносом Лозко понимает «кровнородственную общность людей», которая обладает своими самобытными культурой, языком и религией, имеет общие исторические воспоминания и занимает единую территорию. Лозко утверждает, что «этнические религии» возникают естественным образом. Иными словами, она выступает ярким сторонником примордиалистских взглядов, причем и таких крайних, которые занимаются биологизацией этноса. Не случайно она пытается поправлять Л. Н. Гумилева и утверждает, что этносы отличаются друг от друга не только ментально, но и генетически. Это якобы и создает различия в их поведении, о которых так много писал Гумилев.

Для обоснования своих взглядов Лозко обращается к никем еще не доказанной гипотезе биополя и делает из нее вполне расистский вывод о гибельности межэтнических браков. «Чем меньше в этносе иноэтничных генов, тем выше уровень его этничности. Чем сильнее энергия этноса, тем лучше живет и процветает каждый его представитель и народ в целом». При этом Лозко самым странным образом утверждает, что для консолидации этноса ему нужна своя религия (Лозко 1998а: 5). Но если этнос – это сугубо биологическая общность, то зачем ему какие-либо еще дополнительные рычаги консолидации? 371

Лозко увлеклась «расологией» в такой степени, что начала отстаивать концепцию полигенизма, давно оставленную специалистами. Мало того, она пытается возродить расистский подход, называвший белых «созидателями», желтых «консерваторами», черных «дегенератами». Из всего этого вытекает борьба за «чистоту крови» и, соответственно, запрет на «смешанные браки», включенный в «Заповеди родновера» (Ivakhiv 2005b: 213–214). Все это, разумеется, не должно удивлять, ибо неоязычество как «природная религия» неизбежно апеллирует к кровной общности и тем кардинально отличается от универсального христианства. Правда, в подлинно традиционных обществах родство понималось как социальное, а не генетическое, и в этом контексте «кровная общность» была не более чем метафорой. Это, в частности, позволяло широко практиковать обычай адопции. Однако наши современники, знакомые с биологической наукой, понимают «кровное родство» буквально как генетическое, что создает основу для расовых взглядов и вызывает опасения «арийского реванша» (Новикова 1996: 28–30).

Справедливости ради надо отметить, что Лозко признает фактор эволюции и различает внутри украинского язычества религиозные верования, во-первых, тех разнообразных племен, которые обитали на территории Украины в глубокой первобытности, во-вторых, восточнославянских племен Киевской Руси дохристианской эпохи, в-третьих, традиционные народные верования и обряды и, наконец, современное неоязычество. Этим она как бы рисует непрерывную линию развития, что позволяет ей назвать современных украинских неоязычников прямыми правопреемниками тех, которые были разгромлены в 988 г., и требовать официальной реабилитации (Лозко 1998а: 4). Мало того, отождествляя этнос с нацией, а язычество с национализмом, Лозко пытается монополизировать и идею украинского национализма (Лозко 1998 в. См. также: Лозко 1994: 38–39).

Рассказывая читателю о мире языческих божеств, обрядов и ритуалов, Лозко всемерно пользуется данными из поддельной «Влесовой книги» (Лозко 1994: 40, 76; 1997а; 1997б; 1998 в. См. также: Богород 1997). Последняя служит украинским родноверам подлинным символом веры – при Общине украинских язычников «Православие» в 1996 г. был создан Музей Велесовой книги 372. В одном из своих выпусков журнал «Сварог» опубликовал статью украинского эмигранта, посвященную подробному изложению истории «Влесовой книги» и ее изучения в эмигрантской среде. Отдавая должное самоотверженным попыткам эмигрантов-дилетантов спасти тексты «Влесовой книги» и сделать их полноценным историческим источником по «предыстории Руси-Украины», автор перекладывает вину за неудачу этих попыток на «московских шовинистов» и подпевающих им украинских ученых, якобы не желающих признавать очевидное. В то же время он ставит под сомнение историческую ценность такого важнейшего документа, как «Повесть временных лет», и фактически призывает сделать патриотизм критерием «научной истины» (Орiон 1997).