Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире

В то же время было бы неверно считать религию постоянно и с одинаковой интенсивностью действующим фактором в индийской политике. В 1950 – 1960-х гг. гораздо более тревожным явлением индийским аналитикам казался «лингвистический шовинизм», и именно с ним они связывали угрозу сепаратизма. Примечательно, что такой тонкий знаток Индии, как Б. И. Клюев, анализируя ее внутриполитические проблемы, в 1970-х гг. сконцентрировал все свое внимание на «национально-языковых проблемах», но двадцать лет спустя более важным фактором ему уже виделась политизация религии (Клюев 1978; 2002). В обоих случаях речь шла о требованиях привилегий «сыновьям земли», то есть коренному населению, но в первом случае они определялись местом обитания и языком, а во втором – религией.

Показательно, что, несмотря на всю свою нелюбовь к иноземцам, лидеры индусских радикальных партий и движений придерживались той версии истории, которую им предлагала британская историография 459. Ведь, во-первых, открывая им их «истинные национальные корни», она позволяла их возрожденческому движению ссылаться на научные аргументы и подкреплять теми свои политические действия, а во-вторых, создавая образ единой «священной истории» нации, она давала возможность скрывать современную религиозно-политическую основу движения. Кроме того, в индийском контексте британская историческая схема утрачивала оригинальность и становилась частью местной историософии и космологии, оперирующей традиционными представлениями о времени и пространстве. Полученный гибрид как нельзя лучше удовлетворял насущным потребностям политиков-фундаменталистов. Ведь, опираясь на концепцию циклического времени и делая акцент на повторяемости традиции, исторический миф придавал легитимность спровоцированным ими массовым действиям, которые якобы лишь следовали образцам, указанным древними богами и героями. С этой точки зрения современные акции не были чем-то необычным; они лишь служили неизбежным звеном в борьбе, длящейся веками. Суть этой борьбы составлял вечный конфликт между дхармой (законом) и а-дхармой (беззаконием). Своей жертвенностью в борьбе против несправедливости и гнета, ассоциировавшимися с господством мусульман, предки давали пример того, как надо поступать, и их современным потомкам предлагалось следовать их примеру (Bhattacharya 1993: 135–136; Глушкова 2004: 169).

Все это актуально до сих пор, ибо и ныне эпические образы пользуются в Индии огромным спросом не только в художественной литературе, изобразительном искусстве, театре и кино, но даже в системе образования в некоторых штатах, например в Уттар Прадеше. Образы индуистских богов и эпических героев переполняют массовую продукцию и окружают индийца, где бы он ни находился. В результате, по словам одной исследовательницы, мифологический компонент играет огромную роль в «ментальной программе» индийца (Глушкова 2004: 170–176).

Как отмечалось выше, открытие хараппской цивилизации поначалу породило гипотезу о том, что, процветавшая в доарийскую эпоху, она была жестоко уничтожена завоевателями-арийцами. Однако еще в конце 1920-х гг. некоторые индийские националисты осознали, что эта гипотеза, связанная с колониальной парадигмой, по сути придает арийцам неблаговидный образ, делая их организаторами едва ли не древнейшего в мире геноцида. Такие мыслители отказались от идеи арийского нашествия и начали писать о мирном приходе арийцев и их смешении с местными обитателями. Эта идея лучше соответствовала индийскому национализму, заинтересованному в укреплении единства нации (Ramaswami 2001: 125–126). Примечательно, что археологические данные последних 20–30 лет говорят в пользу именно этого представления.

Вместе с тем в этот же период индусские фундаменталисты начали активно отстаивать альтернативную гипотезу о том, что якобы хараппскую цивилизацию следует связывать с деятельностью арийцев, которые тем самым объявлялись исконным местным населением (Ramaswami 2001: 128–129). В 1990-х гг. необычайную активность развило издательство «Голос Индии», созданное радикалом Ситой Рамом Гоелом. В нем тогда вышло большое число ревизионистской литературы, отвергавшей идею арийской миграции извне и доказывавшей, что прародиной арийцев была Северная Индия. Такие книги взывали к «научной истине», но среди их авторов почти не было ученых (Bergunder 2004: 91).

Тем не менее в самом начале 2000-х гг., когда у власти в Индии стояла БДП, идеология хиндутва и исторический ревизионизм получили поддержку со стороны государства, и началась интенсивная «индуизация» населения Индии. В рамках этой кампании отмечалась попытка изменить базовые принципы исторической науки в Индии и переписать школьные учебники по истории в духе хиндутвы , скрещенной с версией британской историографии (Thapar 2000c: 610–612; Алаев 2001: 133; Ванина 2004: 143–145). Был пересмотрен список исторических личностей, и ряд известных деятелей прошлого, по тем или иным причинам устраивавших БДП, были вопреки фактам причислены к последователям индуизма. Зато либералы и сторонники толерантности в этот список не попали (Panikkar 2004). Были переписаны и некоторые учебники, включившие теперь искаженные трактовки древней истории, призванные подтвердить взгляды фундаменталистов. В частности, те желали привести содержание учебников истории в соответствие с требованиями индуизма. Например, речь шла об исключении из учебников упоминаний о том, что в ведийский период люди потребляли говядину. Менялась и идеология экспозиций в национальных музеях. Дело доходило до того, что без ведома авторов учебников те подвергались ревизии, призванной убрать оттуда положения, которые могли не понравиться тем или иным религиозным деятелям. Было обновлено руководство организаций, ведающих историческим образованием, и авторитетные историки были заменены ставленниками БДП. А ряд ученых и научных учреждений, пытавшихся отстаивать исторический подход, подверглись грубым нападкам. Началась затяжная «война историков», выражавшаяся не только в словесных перепалках, но в пресс-конференциях, судебных тяжбах, запретах художественных фильмов, обсуждениях тех или иных «неполиткорректных» версий истории законодательными собраниями отдельных штатов, демонстрациях и даже погромах (Ratnagar 2004: 241; Глушкова 2002; Ванина 2007: 523; 2014: 248–256, 278–285). В результате в течение последнего десятилетия в разных штатах школьники изучали разные версии истории в зависимости от позиции местных властей и статуса школы – государственного или религиозного (Ванина 2014: 260–264).

Одним из ключевых моментов новой концепции истории, на которой настаивали лидеры БДП, был вопрос о древней «арийской цивилизации». Как показала Ромила Тхапар, вплоть до XIX в. индуизм был представлен в Индии множеством разнообразных вариаций, находившихся между собой в сложных взаимоотношениях, и ни о какой религиозной целостности говорить не приходилось (Thapar 1989). Лишь возникновение модернизационного проекта заставило поставить вопрос о единстве и гомогенности, и, как мы видели, в течение последних двухсот лет индийские реформаторы, причем каждый на свой лад, стремились упорядочить и кодифицировать индуизм, построив из него целостную непротиворечивую систему. Понимая сложность этой задачи, решение которой встречало непреодолимые препятствия, индусские радикалы неоднократно пытались перенести центр тяжести на единство культурно-исторических корней. Поэтому образ древней истории, всегда находивший то или иное место в их конструкциях, в последние десятилетия приобрел для них принципиальное значение. При этом если в ранний период своим главным аргументом они считали единство корней и общность предков, то позднее это им показалось недостаточным: предки-пришельцы их не устраивали, им нужны были местные исключительно автохтонные предки. Это диктовалось принципом этнического национализма, наделяющего привилегиями именно коренное население, ибо, по его понятиям, только оно способно предъявлять права на всю территорию данного государства.