Коллектив авторов - Современная зарубежная проза

Получив в 2004 г. Нобелевскую премию, Елинек высказала сожаление, что теперь станет публичной фигурой против своей воли. Также она предположила, что премия ей вручена как писательнице-феминистке. По ее словам, это не правильно, так как существуют более одаренные представители этого жанра. Но, главное, Елинек не считает себя транслятором феминистских идей.

В настоящее время Эльфрида Елинек пишет для радио и театра, живет в Вене и Мюнхене. Она предпочитает затворнический образ жизни, редко выходит на люди, почти не дает интервью, общаясь с миром через Интернет.

1. Акашева Т. В. Разрушение мифов современного общества в ранней прозе Э. Елинек: автореф. дис. … канд. филол. наук. Екатеринбург, 2009.

2. Воротникова А. Э. «Неженский» роман Эльфриды Елинек «Пианистка» // Балтийский филологический курьер. Калининград: Изд-во Российского государственного университета им. И. Канта, 1987–2005. № 5. С. 371–386.

3. Елинек Э. Любовницы / пер. с нем. А. Белобратова. СПб., 2007.

4. Елинек Э. Перед закрытой дверью роман / пер. с нем. А. Белобратова. СПб., 2007.

5. Елинек Э. Пианистка / пер. с нем. А. Белобратова. СПб., 2005.

6. Красильников А. Н. Произведения лауреатов Нобелевской премии по литературе на русском языке (1901–2010). История и биографические списки. СПб., 2011. 172 с.

7. Эльфрида Елинек. Биография. [Электронный ресурс]: [биография австрийской писательницы] // Либрусек. URL: https://lib.rus.ec/a/3088/fb2/de/tragedy

Хорхе Луис Борхес (1899–1986) — гениальный писатель, родившийся из очень талантливого читателя. Не личные страсти, житейские битвы и страдания в контексте социальнополитических эпосов рождают сюжеты, а кабинетное погружение в книги, в раздумья над случившимися в поэмах и романах конфликтами, в логику поведения героев разных эпох и жанров. Литературность предстает высшей формой существования сознания, благодарного миру за услышанные речи, оформленные в эстетически совершенных знаках.

Живые чувства — в спокойно переносимом кризисе. Дружба, любовь, детский смех и семейные ссоры редко попадают на страницы борхесовских текстов. Бытовое не может устоять перед бытийным: на первый план выходят игры со временем и пространством. Главное — модели, версии, эксперименты. Нет никаких романов, только короткие рассказы, лаконичные стихотворения или сюжеты, которые длятся один или несколько абзацев, в сознании читателя расширяясь до объемной истории. При общении с Борхесом на чтение тратишь минуты, а размышление над тем, что пришло после трехчетырехстраничного погружения, может не иметь четкого временного предела.

Борхеса пространство всемирной словесности поощряет к путешествию, которое может длиться от первых сказок до последних молитв. Истинный читатель должен жить долго, потому что скука не успеет прийти к нему. Долго жил и сам аргентинский писатель, родившийся в Буэнос-Айресе, с детства говоривший на испанском и английском, рано начавший публиковаться (в 10 лет — перевод «Счастливого принца» О. Уайльда), долго живший в Европе и — постоянно писавший: стихи, прозу, похожую на публицистику, статьи, напоминавшие удивительные рассказы; писавший один, и в соавторстве с друзьями; охотно составлявший разнообразные антологии и энциклопедии.

Борхес прожил относительно спокойную, внешне малособытийную жизнь, миновав даже семейные катаклизмы. Правда, женился, но за несколько месяцев до смерти, которая последовала в Женеве, когда писателю было 86. Почти полжизни нес наследственный, полученный от отца недуг — слепоту, погрузившись во тьму задолго до кончины. Но и там был свет — бесконечного слова, с которым не бывает темно. Трагедию утраты зрения Борхес перенес как стоик — без единой жалобы. Возможно, вынес из недуга то ощущение прохладной пустоты, которое так часто появляется в борхесовских произведениях.

В миниатюре «Кладбище Реколета», написанной в 1984 г., Хорхе Луис Борхес вспоминает отца, «научившего не верить в невыносимое бессмертие». Вывести имена и идеи из ада, показать, что мысль о вечном наказании за поступки, совершенные во времени, говорит о жестокости, а не о справедливости, — одна из главных задач Борхеса, которую он решает на протяжении всего творческого пути. Ад воодушевляет аргентинского писателя как образ, показывающий безграничные возможности человека в концептуализации фантастических идей, в превращении видения и сна в неоспоримый факт, в юридический знак. Но совсем иное дело — нравственная позиция тех, кто считает вечный ад необходимым и разумным пространством. В «Продолжительности ада» уже первая фраза сообщает об исходе из бездны: «Среди плодов человеческого воображения Ад больше других потерял с годами». Речь идет не только о кризисе христианства, всегда восхищавшего Борхеса мощью фантазии, но и о становлении нового — литературоцентричного — гуманизма.

Ад — суровая концептуализация вечности, признание ее в самых мрачных формах, посылающих сигнал о железной справедливости бытия, не имеющего ничего общего с милосердием. Литература, стремясь к вечности, понимает относительность всех образов, которые она предлагает для нее. Ни один из фантомов, порожденных сознанием, не должен становиться навязчивым, неотменимым присутствием. Образ наделен потенциальной вечностью: каждое обращение к нему вновь возобновляет интенсивную жизнь, диалог через века, но у читателя всегда есть право закрыть образ, еще раз пережив радость и возвышенную эфемерность любого порождения ума. Тем и тяжела мысль об аде, что она пытается допустить в мироздании вечность зла, без конца разыгрывающего свой собственный спектакль, далекий от катарсических эффектов.

Вечность наказания, из которой не выбраться, представляется Борхесу мрачной «литературой», сумевшей приобрести статус «жизни». Точнее, «жизни», полностью вобравшей в себя «смерть» и придавшей ей бесконечность. В том и милосердие литературы, что она, предполагая переход от одного сюжета к другому, избавляет читателя от тоталитаризма частной истории, которой может захотеться монополизировать мир идей. Литература для Борхеса — смягчение и спасение в относительности тех образов, на которые претендует ритуал.

Борец со злом рискует оказаться носителем зла, его заигравшимся адептом. «Наделяя вечностью муку, мы увековечиваем зло. Господь, утверждает Роте, не согласился бы на такую вечность для созданного Им мира. Отвратительно думать, что грешник и дьявол вечно смеются над благим помыслом Творца. <���…> Считать провинность бесконечной из-за покушения на Бога, чье бытие бесконечно, все равно, что считать ее святой, поскольку Бог свят…». В заметке «Лесли Уэзерхед “После смерти”» Борхес напоминает, что сон о спасении из ада снился Оригену. В интерпретации английского священника он умещается в одной фразе: «И пока на земле есть хоть один грешник, в Раю не может царить блаженство».