Виктор Кандыба - ''Магия'' – энциклопедия магии и колдовства

Итак, прошлое, насыщенное всевозможным историческим материалом. Помнит ли о нем век нынешний?

Длинная, пылящая под колесами машины улица с рядами палисадников ведет к центру Горно-Алтайска. Здесь уже каменно-кирпичная часть города, впрочем, тоже уснащенная немалым числом добротных бревенчатых строений: черты Улалы проступают и сегодня. Несколько особой жизнью живет только главная площадь города. Она составляет правильный асфальтированный четырехугольник, обнесенный административными и общественными зданиями. Игрушечный сквер уголком лепится к площади, открывая негустые ряды строго темнеющих лиственниц. Прозаическая простота этого места хороша. Площадь подчеркивает то, что и должна подчеркнуть: ровное донышко огромного чашеподобного овала с нежным, вечно-салатовым лесистым верхним краем. Взгляду тут есть где разметнуться: ближайшие холмы-горы его не затормаживают, он невидимо переваливает их и хочет лететь дальше. Круговая панорама застыла в покое, но покой этот мнимый. Ее плоскости, выпуклости, подъемы, уступы, ущелья, складки – вся эта бугрящаяся масса словно бы незримо колышется, сжимает и раздвигает пространство. Это скопище зеленой плоти, округлыми толчками достигающей неба, тянет к себе, будто срывает тебя с земной точки опоры. Ощущение это оставалось постоянным во время моего коротенького путешествия по Алтаю, хотя и нарастало, обостряясь.

Теперь, вспоминая в подробностях свою поездку и прочнее сознавая то, что раньше только мерещилось, вижу, каким обязательным и непременным было это чувство в горах Алтая. Оно оказалось тем неожиданным подарком, которого не готовятся получить какие-нибудь наезжие гости, отправляясь в признанную страну сказок; они все время ждут сюрпризов, нацеливаются на экзотику, ищут ее проворным взглядом, сразу не находят, но почему-то не остывают: видно, необычное уже овладело ими исподволь, руководит их радостью изнутри, уже как-то по особенному хорошо им, продолжающим рыскать в поисках разных хитрых диковинок.

Во время автобусного перегона Горно-Алтайск-Усть-Кокса не раз приходится одолевать горные перевалы. И вот, добравшись до них, можно наблюдать занятную картинку: стоит, притулившись среди кустов и своих соседок, карликовая березка, но какая-то странная, на себя совсем не похожая. Приглядевшись, замечаешь – вся она увешана, опутана, оплетена множеством разноцветных тряпочек и лоскутиков материи; их не десятки, а сотни – целая сеть наброшена на деревце. Как и почему она появилась здесь?.. Это пеший или конный алтаец, одолевая перевал, находит время подвязать к веткам свой флажок и тут же окропить зелень русской водкой или аналогичным национальным составом – арачкой. Это знак благодарности и признательности, как сердечной приязни и надежды: надо ублаготворить, ублажить гору за то, что она позволит взойти на себя. Ведь высота коварна, надобно ее чувствовать, надобно относиться к ней с почтением и пиететом (помимо прочего, возбраняется шуметь и кричать в горах, дабы не озлобить обитающих тут духов). Между прочим, обычай этот имеет вполне реальную жизненную основу. Ведь, как могли веками наблюдать алтайцы, губительные снежные обвалы и камнепады зарождались порой от громкого крика человека или зверя.

Исходное – многовековой опыт жизни, роматизированный языческой сказкой; исходное – бесхитростное поверье о том, что горы живут, как люди. Хан Алтай долго преследовал богатыря Борбыгана, пытавшегося бежать от него с любимой дочкой Катунью; не успел довести до конца своего дела могучий удалец, окаменел и стоит теперь печальный, одинокий, далеко выдвинувшись вперед, первым попадая в поле обозрения тех, кто едет к Алтаю со стороны Бийска. Мифология пролагает длинные свои сюжеты, строит бытовую шутку или анекдот. Отчего две сестры-горы рядом стоят – на одной кишмя кишит всяческой живности, а другая пуста? От того, отвечают алтайцы, что одна другой все это в карты проиграла… Горе поклонялись как могущественному божеству, впрочем, равно как небу и солнцу, озеру и огню, на Алтае выработалась одна из классических форм язычества. И, разумеется, приведенные сюжеты относятся к самым верхним его пластам, самым внешним чертам. Религиозные верования алтайцев разветвлялись в систему куда более сложную (точнее говорить о нескольких системах).

Существовало, например, весьма стройное учение о душе – душа признавалась двойственной, составленной как бы из двух частей: высшей и низшей. Первая, собственно, и делала человека человеком, но, как ни странно, без нее довольно долгое время можно было обходиться, ибо наличествовала еще "тын" – "жизненность". Эта последняя присутствует и у растения, и у животного, обеспечивает связь первой души с телом у людей. Этимологически "тын" восходит к "тынып" – "дышу", "дыхание". "Тын тибектный" – "душа, как щелчинка". "Твоя душа пусть сделает щелчок", т.е. как бы порвется, щелкнув. Опыт врача и жреца – их функции сливались на Алтае – проступает за этими религиозными иллюзиями. Более фантастичны теории алтайцев о принципах мироустройства. Несколько необходимых слов об этом.

Два начала управляют всем сущим: Ульген (доброе) и Эрлик (злое). Два эти существа, наподобие бога и дьявола, находятся между собой в постоянных коллизиях, они имеют широкий штат потомков, последователей, слуг. Ульген сердечен до бесхарактерности – его можно уважать, но особенно рассыпаться перед ним все же смысла нет. Беспощадный и алчный Эрлик насылает из своей преисподней мор, голод, болезнь, и его удовлетворяет только серьезное внимание к своей персоне, только полноценные жертвы и развернутые, сценически безупречные камлания. Камлание-дело шамана, его мистерия, театральное общение с потусторонними силами, расписанное до мельчайших подробностей, – речевых оборотов и жестов. Действо камлания предполагает особенное экстатическое состояние, когда шаман с помощью бубна (или, точнее, на нем, как на волшебном символическом скакуне) путешествует в запредельной стране духов, извлекая оттуда рекомендации и советы для практических нужд тех, кто его делегировал. Ведь шаманом мог стать далеко не каждый. Тут должны были быть предпосылки-и общественные, и генетические (задатки отца, деда, прадеда). Но и того мало. У настоящего шамана должна была существовать – это устанавливалось при встрече с Эрликом – уникальная, нестандартная, лишняя косточка (ортоксеок). Только такой кам пользовался истинным авторитетом, только он умел толково прорицать, ловить воров, врачевать, Доставлять квалифицированные метеорологические сводки, объявлять виды на урожай и охоту. Ученые подтверждают, что в организме кама, который по-настоящему сознавал себя чудотворцем и волхвом, и на самом деле пряталась какая-то аномалия – либо эпилепсия, либо расстройство психики, либо что-то еще.