Алексей Решетун - Вскрытие покажет: Записки увлеченного судмедэксперта [3-е изд., расш. и доп.]

Материалы следствия и суда свидетельствовали о грубых нарушениях правил навигации капитанами двух судов, что привело к трагедии, повлекшей за собой большое количество человеческих жертв (погибло 423 человека). По словам свидетелей катастрофы, в момент столкновения на пароходе были танцы, играла музыка, много людей было на верхних палубах. Большинство из них спаслись. Те же, кто находился в каютах, не смогли выбраться, так как корпус парохода после столкновения перекосило и двери кают заклинило.

4 июня 1988 г. в 9 часов 50 минут при подходе к станции Арзамас-I грузового железнодорожного состава произошел взрыв промышленных взрывчатых веществ в трех вагонах эшелона. Взрыв произошел в городском районе, застроенном одноэтажными домами индивидуальной застройки. При этом погиб 91 человек. Эксперты, которые работали на месте происшествия, рассказывали, что район взрыва выглядел как после артиллерийского обстрела: стекла в домах были выбиты, дома покосились, некоторые опрокинулись. Ходили слухи, что причиной взрыва был теракт, информацию по взрыву засекретили и тщательно поработать экспертам не удалось.

3 июня 1989 г. в 23 часа 10 минут (по московскому времени) на 1710-м километре перегона Аша — Улу-Теляк Башкирского отделения Куйбышевской железной дороги произошел взрыв с последующим пожаром. В зоне взрыва и пожара оказались следовавшие во встречных направлениях пассажирские поезда Новосибирск — Адлер и Адлер — Новосибирск. Они потерпели крушение. Расследование показало, что за 40 минут до катастрофы в 900 м от железной дороги произошло разрушение газопровода «Западная Сибирь — Урал — Поволжье». Утечка газа из поврежденной трубы происходила в течение 20–40 минут, во впадине на площади 2,5 кв. км скопилась взрывоопасная смесь. Причиной катастрофы стала искра, возникшая при прохождении пассажирских поездов через облако этой смеси. Огненный вал охватил оба поезда, а вследствие ударной волны они сошли с рельсов. Из 1500 пассажиров пострадало 1220 человек, из них 575 человек погибли.

Я проезжал место этой катастрофы недели через три после нее. Мы с семьей ехали к родственникам на Украину, я, как всегда, лежал на верхней полке и смотрел в окно на красивейшую уральскую природу. Вдруг я заметил, что листва на деревьях из зеленой стала желтоватой, а потом и совсем желтой. Это было странно, ведь стояло лето. Вскоре листва стала черной, затем исчезла — остались черные стволы, с редкими ветками, а потом и вовсе без веток, только высокие обожженные пеньки. И вдруг поезд выехал на абсолютно ровную площадку — по ее черной обугленной земле ходили группы людей в военной форме. Там же лежало несколько деформированных черных железнодорожных цистерн. В воздухе пахло газом и гарью. После того, как мы проехали через эпицентр катастрофы, пейзаж стал меняться в обратную сторону: от черного к желтому и, наконец стал обычным летним, зеленым.

К сожалению, в наше нестабильное время чрезвычайные ситуации, в которых гибнет много людей, по-прежнему случаются. Человечество как вело, так и ведет войны, изменилось только оружие. Эпидемии периодически вспыхивают то тут то там, предотвращать стихийные бедствия мы так и не научились, техногенные катастрофы в мире происходят постоянно. Кроме всего этого появился терроризм, цель которого часто — именно массовая смерть, даже ценою жизни самого террориста.

Мне не доводилось (и, надеюсь, не придется) бывать там, где одновременно погибли сотни и тысячи, но там, где погибли десятки человек, я работал. В таких местах всегда особая энергетика (не очень люблю это слово, но не знаю, как иначе назвать это внутреннее состояние), ощущение тоски и какой-то горечи. На месте гибели одного человека такого никогда не бывает. Мысль о том, что одновременно много человек расстались с жизнью, угнетает.

Каждый раз, когда происходит катастрофа, сопровождаемая массовыми человеческими жертвами, живых поражают два обстоятельства — внезапность и фатальность. Например, при авиакатастрофе люди всегда представляют себе, как погибшие проходили регистрацию, усаживались в самолет, строили какие-то планы. Если среди пассажиров были дети, это придает катастрофе еще больше трагичности. И вот все эти люди, такие разные, никак не связанные между собой, погибают одномоментно, разом. Планы их не осуществятся, подарки, которые они везут родным и знакомым, будут валяться среди обломков самолета и фрагментов человеческих тел, посты, которые многие делают в соцсетях перед полетом, станут последними в их жизни. Что это если не фатальность? При этом тот факт, что каждый день в нашей стране десятки людей погибают в автокатастрофах, люди кончают жизнь самоубийством, умирают от несчастных случаев и болезней, не вызывает таких реакций и считается обыденным, незаметным для окружающих, естественным процессом. Но массовая гибель людей всегда привлекает внимание.

Еще один вопрос, который всегда всех волнует, — успели ли люди понять перед смертью, что с ними происходит. Видимо, подсознательно мы «примеряем» такие ситуации к себе, пытаемся представить, что бы мы сами чувствовали в такой момент. Судебная медицина не дает ответа на такие вопросы. Лично я, будучи фаталистом, считаю, что в каждом случае одновременной гибели большого количества людей, вероятно, есть какой-то смысл, суть которого нам понять не дано.

Моя работа была связана с несколькими случаями, в результате которых погибло много людей: теракт на станции метро «Парк культуры» 29 марта 2010 года (12 погибших), катастрофа самолета Ту-154 президента Польши в Смоленске 10 апреля 2010 года (96 погибших), террористический акт в аэропорту Домодедово 24 января 2011 года (37 погибших), катастрофа самолета Ту-204 во Внукове 29 декабря 2012 года (5 погибших), столкновение рейсового автобуса и грузовика под Подольском 13 июля 2013 года (18 погибших), катастрофа в Московском метрополитене 15 июля 2014 года (24 погибших), катастрофа частного самолета Dassault Falcon 50 EX во Внукове в ночь с 20 на 21 октября 2014 года (4 погибших), пожар на швейной фабрике в Москве 30 января 2016 года (12 погибших), гибель школьников на Сямозере в Карелии 18 июня 2016 года (14 погибших), гибель пожарных в районе Гольяново в Москве 22 сентября 2016 года (8 погибших), катастрофа Ту-154 под Сочи 25 декабря 2016 года (92 погибших), катастрофа самолета Ан-148 в Подмосковье 11 февраля 2018 года (71 погибший).

В одних случаях я работал непосредственно на месте, в других — только исследовал погибших. Все эти случаи отличались друг от друга причинами смерти, объемом повреждений и, соответственно, длительностью нашей работы. Например, погибшие на пожарах или при утоплении имели небольшое количество повреждений, и исследование тел занимало 1–2 дня, а у погибших в результате террористических актов или техногенных катастроф встречались грубые повреждения, отрывы сегментов тела, порой имело место и разделение тел. Авиационные же травмы часто сопровождались грубой фрагментацией тел, иногда до такой степени, что, например, от 70 человек могло остаться более 50 000 фрагментов. В таких случаях работа судебно-медицинских экспертов могла занимать разное время: от суток до месяца.