Брайан Свитек - Кости: скрытая жизнь [Все о строительном материале нашего скелета, который расскажет, кто мы и как живем]

Столкнувшись с этим древним приматом вживую, вы бы наверняка сочли его за какую-то белку с длинной мордой. Приматы уже отделились от остальных млекопитающих, однако ключевые признаки, которые столь нам близки — способные хватать руки с противопоставленным большим пальцем и обращенные вперед глаза со взглядом, смотрящим прямо на тебя, — пока еще не появились. Purgatorius и похожие на него приматы лишь заложили основные предпосылки для появления этих черт из всех возможных анатомических вариантов, и именно жизнь на деревьях наделила наших предков этими особенностями.

У всех современных приматов глаза обращены вперед. Это одна из характерных особенностей нашего семейства, которая была свойственна также многим охотившимся на наших предков хищникам. Все дело в том, что направленные вперед глаза наделяют нас бинокулярным зрением и способностью лучше оценивать расстояние, что довольно полезно, когда живешь на деревьях. Любая среда обитания трехмерна, однако в некоторых условиях это важнее, чем в других.

Для того чтобы карабкаться по веткам и прыгать между ними, необходимо уметь правильно оценивать расстояние, чтобы не упасть и не получить травму, а то и вовсе не умереть. Более того, первые приматы, скорее всего, питались насекомыми, и из-за особенностей обмена веществ этим маленьким энергичным млекопитающим часто требовалась еда [27] Более того, первые приматы, скорее всего, охотились на насекомых: Gebo, Daniel. Primate Comparative Anatomy. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2014. pp. 8–10. . Чем меньше животное, тем быстрее оно сжигает калории, а как можно видеть на примере современных небольших приматов, таких как долгопяты и мышиные лемуры, насекомые представляют собой отличный источник высокопитательной пищи. Таким образом, потребность в бинокулярном зрении была невероятно высока. Необходимость хватать быстро движущуюся добычу в непростых условиях стала стимулом, ускорившим появление приматов, способных точно определить, насколько далеко от них расположена очередная ветка или вкусный жучок. Кроме того, такой способ охоты может объяснить развитие кистей рук, которое открыло для нас совершенно новый мир возможностей. Если первые приматы хоть сколько-нибудь походили на современных, то они не ловили добычу ртом. Крепко уцепившись за ветку ногами и хвостом, они хватали мух и жуков руками и уже потом разгрызали внешний скелет своих членистоногих жертв. Ловкие руки позволили приматам срывать фрукты и листья, а также обеспечили их более крепкой хваткой. Одни из самых отдаленных наших родственников среди всех приматов, мышиные лемуры, ловят мотыльков прямо в воздухе, тем самым копируя поведение наших предков в эоцене.

Глаза, столько рассказывающие нам о нас самих и о других, а также руки, используемые, чтобы изменять окружающий мир, существовали уже 50 миллионов лет назад. Все, что вам нужно, — пройтись мимо вольера с приматами в любом более-менее крупном зоопарке. От кошачьих лемуров до равнинных горилл эти черты присутствуют у всех приматов. На самом деле общие признаки настолько очевидны, что основатель современной биологической систематики Карл Линней поместил нас всех вместе в семейство приматов за столетие до того, как эволюционные теории Дарвина и Уоллеса нашли объяснение этому сходству. Рассматривая разные черты, можно все дальше и дальше уходить в глубь времен. Ушные кости и отсутствие ребер на животе возвращают нас к цинодонтам. Пальцами на руках и ногах мы обязаны первым сухопутным тварям. Челюсти достались нам от суетливых рыб. Не существует какого-то определенного момента появления человеческого тела. Homo sapiens — это процесс, а не конечная точка. Нет никаких сомнений, что мы и дальше продолжим изменяться, и чтобы понять почему, нам придется на какое-то время отвлечься от глобального исторического обзора и погрузиться во внутренний мир нашего с вами тела. А поможет нам в этом испачканный битумом скелет.

Унюхать Ранчо Ла-Брея можно гораздо раньше, чем увидеть. При приближении к нему в воздухе в окрестностях суетливого лос-анджелесского квартала витает запах битума, и если бы вы продолжили спускаться по бульвару Уилшир, не удосужившись взглянуть на пузырящееся черное озеро рядом с музеем современного искусства, то для вас было бы почти простительно принять поднимающиеся едкие испарения за следствие работы ремонтной бригады, пытающейся залатать оставленные машинами и частыми в Калифорнии подземными толчками трещины на дороге. Я говорю «почти», потому что не могу придумать уважительной причины, чтобы пройти мимо самого богатого кладбища ископаемых на планете. Понять, что вы добрались до нужного места, можно по троице мамонтов у берега залитого котлована — взрослый самец с длинными бивнями покорно стоит на месте, а мамонтенок тщетно пытается дотянуться до своей барахтающейся матери. У ревущего слона поверните налево. Его не заметить невозможно.

Битумные озера были открыты не палеонтологами. Первое упоминание этого места приписывают землепроходцу, отцу Хуану Креспи, знойным августом 1769 года впечатленному «огромным, залитым битумом болотом» в месте, официально названном двенадцать лет спустя Лос-Анджелесом [28] «Огромным залитым битумом болотом»: Jefferson, George T. «People and The Brea: A Brief History of a Natural Resource». In Rancho La Brea: Death Trap and Treasure Trove, edited by John M. Harris, 3–8. Los Angeles: Natural History Museum of Los Angeles County, 2001. . Здесь был обширный водоем с битумом, впоследствии использовавшимся для строительных работ, однако в этом ароматном месте таилась и весьма серьезная опасность. Согласно Хосе Лонгиносу Мартинесу, «в жаркую погоду животные утопали [в битуме] и не могли из него выбраться, так как их лапы застревали, и озеро постепенно их поглощало» [29] «Озеро постепенно их поглощало»: Там же. . Сложно придумать более ужасную смерть, чем задохнуться в этой смоляной ловушке.

Иногда, писал Мартинес, кости поднимались обратно на поверхность вместе с пузырями метана. Но это были уже не просто обычные кости. Обнаруженные останки выглядели как окаменелости и отличались насыщенным шоколадно-коричневым оттенком. Никто толком не понял, что это, и еще больше столетия никто не пытался найти там еще что-нибудь. Здравый смысл подсказывал, что выброшенные трясиной кости принадлежали заблудшим диким животным и домашнему скоту, отпущенному беспечными фермерами пастись у этих озер.

Лишь в 1875 году, когда геолог Уильям Дентон посетил ранчо Ла-Брея, он обнаружил намеки на древнюю историю этого места. Главной зацепкой стал обломок изогнутого клыка, представленный Дентону работником карьера по имени Мейер Генри Хэнкок (в честь которого теперь называется парк вокруг этого места). Полная длина найденного зуба, по оценкам Дентона, должна была составлять двадцать семь сантиметров, и он не мог принадлежать ни одному существующему сейчас животному. Должно быть, это орудие осталось от некой кошки, рыскавшей по земле во время последнего ледникового периода, — существование таких животных было официально признано палеонтологами только в 1842 году. Этот смертоносный клык принадлежал Smilodon fatalis — последнему представителю больших саблезубых кошек, а ныне талисману музея, собирающего, вычищающего и исследующего каждую крупицу жизни плейстоцена, добытую из пропитанных битумом осадочных пород. Сотрудники настолько внимательны к деталям, что они могли бы, если бы захотели, распахнуть все свои шкафчики и восстановить в первозданном виде костеносный слой породы до последней веточки и панциря жука. С этого первого фрагмента клыка Дентон начал раскрывать историю самого богатого и важного источника окаменелостей на всей планете. Небольшие лужицы черной жижи, которая продолжает сочиться из земли на территории парка, — это лишь небольшой намек на то, что происходило здесь на протяжении сотен тысяч лет [30] Небольшие лужицы черной жижи: Там же. .