Андрей Сазонов - Не жилец!

Причина неудач заключалась в том, что дефибриллятор использовался слишком поздно, когда уже ничего нельзя было сделать. В то время еще не существовало четких временных стандартов реанимации, а необходимость накладывания электродов прямо на сердце сильно затягивала время.

Первые десять лет (целых десять дет!) использования дефибриллятора были неудачными, и только в тысяча сорок седьмом году удача улыбнулась Беку. Впрочем, не «улыбнулась», потому что никакой удачи не было, была большая проблема, которая могла закончиться смертью четырнадцатилетнего подростка, лежавшего на операционном столе.

Операция по устранению деформации грудной клетки не относится к очень сложным хирургическим вмешательствам. Бек уже накладывал последние швы, когда сердце пациента вдруг остановилось. Вскрыв грудную клетку заново, Бек начал проводить прямой массаж сердца — сжимать сердце в кулаке. В течение 45 минут ничего не происходило. Бек уже собирался прекратить массаж, как вдруг сердце начало подергиваться. К счастью, дефибриллятор находился близко. Бек наложил электроды прямо на сердечную мышцу и дал разряд напряжением в сто десять вольт. Ничего не произошло. Тогда Бек дал второй разряд. Сердце на мгновение замерло, а затем стало сокращаться как обычно. Пациент выжил. Впоследствии Бек с иронией вспоминал о том, как написали об этом случае газеты. В их интерпретации все выглядело иначе. Пациент умер на операционном столе, хирурги объявили об этом матери, та начала просить Господа вернуть жизнь ее сыну, и спустя час мальчик вдруг ожил. Вроде бы все так и было, но не совсем так.

Успешная дефибрилляция, проведенная Беком, вызвала интерес у врачебного сообщества. Дефибрилляторы начали применяться в других клиниках, и за последующие пять лет было описано около сотни случаев их применения. Примерно в 45 % случаев дело заканчивалось успешной реанимацией. Это был хороший показатель, но распространение дефибрилляторов сдерживала необходимость их применения на открытом сердце. Врачи хотели иметь такой прибор, который мог бы эффективно действовать через грудную клетку.

В тысяча девятьсот пятьдесят первом году профессор Коувенховен получил грант на создание дефибриллятора наружного применения от Института Эдисона, ассоциации, представляющей все частные электрические компании Соединенных Штатов. Коувенховен формулировал задачу, стоящую перед ним и его сотрудниками, следующим образом: «Мы должны создать портативный, эффективный, простой в управлении и не травмирующий прибор, действующий через грудь человека». Перспективным выглядело использование постоянного тока и конденсаторов высокой емкости, но в то время таких конденсаторов еще не существовало. Поэтому после Коувенховену вынужденно пришлось продолжать работы с переменным током. Шестью годами позже он представил дефибриллятор, который мог давать серии последовательных разрядов напряжением в четыреста восемьдесят вольт. Портативностью пришлось пожертвовать — прибор весил сто двадцать килограммов. Но главное было не в этом, а в том, что в самом начале клинических испытаний, проходивших в клинике Университета Джона Хопкинса, новый дефибриллятор дважды сработал успешно.

Двумя годами раньше Коувенховена американский кардиолог Пол Морис Золл создал свою модель «наружного» дефибриллятора с использованием переменного тока, который давал разряды напряжением от четырехсот сорока до семисот двадцати вольт. Дефибриллятор Золла успешно прошел клинические испытания, но в истории медицины Золлу досталось место в тени — создателем первого прибора для наружной дефибрилляции большинство людей считают Коувенховена. Слова «создатель первого дефибриллятора» автоматически воспринимаются как «создатель первого наружного дефибриллятора».

В конце сороковых годов ХХ века в европейских и американских медицинских журналах начали появляться статьи по теме дефибрилляции, написанные советскими учеными. В начале пятидесятых годов ХХ века в Советском Союзе было начато промышленное производство первого дефибриллятора, разработанного Наумом Гурвичем, а спустя несколько лет Гурвич разработал портативную версию своего прибора. Промежуточное место по размерам между двумя моделями Гурвича занимал дефибриллятор, созданный чешским кардиологом Богумилом Пелешкой.

В тысяча девятьсот шестьдесят первом году Коувенховен и его сотрудники представили первый реально портативный наружный дефибриллятор, весивший «всего» сорок пять фунтов [163] Примерно 20,4 килограмма. , который помещался в небольшой чемоданчик. Это событие имело почти такое же важное значение, как и создание первого дефибриллятора, — теперь стало возможным проводить дефибрилляцию вне клиник. Не случайно спонсором создания портативного дефибриллятора стала питсбургская копания Mine Safety Appliances Incorporated, занимающаяся производством того, что необходимо людям, работающим в опасных условиях.

К слову будь сказано, что в том же шестьдесят первом году Коувенховен внес еще один вклад в развитие кардиопульмональной реанимации. Вместе со своими сотрудниками Джеймсом Джудом и Гаем Никербокером он опубликовал в журнале Американской медицинской ассоциации статью, в которой доказывал пользу непрямого массажа сердца.

А еще в том же году в клинике Питсбургского университета начал работать профессор Питер Сафар…

РЕЗЮМЕ. КАРДИОПУЛЬМОНАЛЬНУЮ РЕАНИМАЦИЮ РАЗРАБОТАЛ И ВНЕДРИЛ В ПРАКТИКУ АМЕРИКАНСКИЙ ВРАЧ ПИТЕР САФАР, А ГЕМОДИАЛИЗ ВНЕДРИЛ ГОЛЛАНДСКИЙ ВРАЧ ВИЛЛЕМ КОЛЬФ.

Хирурги-трансплантологи называют себя посредниками между мертвыми, отдающими свои органы для пересадки, и живыми, которые эти органы получают. Так что историю развития трансплантологии можно назвать историей посредничества.

История посредничества началась в июне тысяча восемьсот девяносто четвертого года после покушения на президента Франции Сади Карно. После произнесения приветственной речи на Всемирной международной и колониальной выставке в Лионе его смертельно ранил ножом итальянский анархист Санте Казерио. Была повреждена воротная вена печени, самая крупная вена человеческого организма. Спустя несколько часов Карно скончался от кровотечения, которое врачи не могли остановить. В конце XIX века не умели надежно сшивать артерии и вены.

Смерть президента произвела сильное впечатление на студента-медика Алексиса Карреля и побудила его заняться разработкой методов сшивания кровеносных сосудов. В тысяча девятьсот втором году Каррель опубликовал свою первую статью, посвященную соединению поврежденных сосудов, которое врачи называют «сосудистым анастомозом». Карьера во Франции у Карреля не задалась, и потому он переехал в Соединенные Штаты и начал работать в физиологической лаборатории Халла при Чикагском университете. После того как Каррель «сделал себе имя», директор Института медицинских исследований Рокфеллера в Нью-Йорке Саймон Флекснер пригласил его к себе. В Нью-Йорке Каррель продолжил свои исследования по технике сшивания сосудов, а также занялся вопросами трансплантации органов. В тысяча девятьсот двенадцатом году Каррель получил Нобелевскую премию за свои работы по сосудистому соединению и трансплантации кровеносных сосудов и органов. Помимо сосудистых анастомозов Каррель занимался вопросами культивирования тканей, длительного сохранения изъятых из тела органов, пересадки кожи, заживления ран и многим другим, что имело прямое или косвенное отношение к трансплантации. Вообще-то Карреля можно было назвать «отцом трансплантологии», потому что именно он стоял у истоков этого направления и внес в него значительный вклад, если бы он не запятнал свою репутацию ученого сотрудничеством с нацистами.