Сью Блэк - Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога [litres]

Если подобные современные методы станут нормой, мало кто из нас оставит по себе физический след, как наши предки. Скелетные и прочие останки помогли археологам и антропологам заглянуть в жизнь людей из давно исчезнувших культур с близкого расстояния и на очень личном уровне, что, безусловно, является настоящей роскошью и обогащает наши представления о человеческой истории.

Исторические останки обычно представляют собой кости и предметы, с которыми усопший был захоронен, но, как уже говорилось, при определенных климатических условиях – сухая жара, температура ниже нуля, погружение в жидкость, – некоторые тела хранились практически нетронутыми в течение многих веков. Эци, ледяной человек, обнаруженный в 1991 году в горах на границе Австрии с Италией через 5000 лет после смерти, сохранился почти полностью, как и тело Джона Торрингтона, участника несчастливой экспедиции Франклина 1845 года, обнаруженное 129 лет спустя похороненным в промерзлой тундре на севере Канады вместе с еще двумя сослуживцами.

«Болотные люди» в частности человек из Гроболла, человек из Толлунда, человек из Линдоу, женщина из Стидшольта и мальчик из Кайхаузена, своей сохранностью обязаны торфу, в котором были похоронены. Погружение в слабокислый раствор с высоким содержанием магния обеспечило целостность 2000-летней китайской мумии династии Хан, известной как Леди Дай, которую обнаружили в 1971 году рабочие, копавшие бомбоубежище под госпиталем близ Чанша. Сохранились даже ее кровеносные сосуды, в которых ученые обнаружили небольшое количество крови группы А.

Хотя моя команда редко вторгается в сферу археологии, однажды я дала себя уговорить поучаствовать, вместе с еще тремя учеными, в телевизионном документальном сериале ВВС2 под названием История в деталях (History Cold Case) , который снимался в 2010–2011 годах. По сценарию мы должны были исследовать человеческие останки и делать предположения о том, как жили эти люди, лишь изредка, по капле, получая дополнительные сведения от редакторов. Мы искренне не имели понятия о том, что нам предъявят в следующий раз, или что мы обнаружим. Поэтому съемки были весьма волнительными и, одновременно, захватывающими. Я неоднократно сожалела о своем решении принять в них участие: стоять перед камерой – точно не мое, у меня, что называется, «лицо для радио». Однако истории, с которыми мы столкнулись, лишний раз напомнили мне, насколько далеко могут дотянуться покойники из своих могил и насколько их биографии до сих пор трогают нас.

Популярность, неизбежная при регулярном появлении на телеэкранах, имеет и плюсы, и минусы. Очень неприятно, когда незнакомые люди запросто обращаются к тебе – неважно, с одобрением или с критикой. В большинстве случаев они хотят сказать, что им очень понравилась программа, но встречаются и такие, кто проходится по твоей внешности, комментирует какие-то твои высказывания или просто сообщает, что ты недостаточно умна.

Трое из четверых участников программы были женщинами – это тоже привлекало к нам повышенное внимание, и мы получали гораздо больше писем и е-мейлов, чем получают на таких передачах ведущие-мужчины. Нас называли «тремя ведьмами из Данди». Ксанте Мэллетт, судебному антропологу и криминологу, адресовалось большинство посланий личного характера, что никого не удивляло – она и правда потрясающая женщина. Кэролайн Уилкинсон, специалисту по реконструкции лиц, слали стихи о том, как она возвращает людям утраченную красоту, и воспевали ее мастерство. Что касается меня, то я получала в основном письма из тюрем с просьбами помочь вытащить их авторов на свободу, потому что «честное слово, это не я убил мою жену». Популярность передачи в определенных кругах привела к тому, что ее называли не История в деталях , а Лесбиянки в деталях, напрочь забывая о бедняге Вольфраме Мейер-Аугенстайне, нашем эксперте по изотопному анализу, хотя, думаю, профессор об этом нисколько не жалел.

С другой стороны, мы получали массу чудесных писем и е-мейлов от зрителей, которым нравилось открывать для себя что-то новое, и такой отклик со стороны публики напоминал нам, что люди искренне интересуются тем, что могут нам сообщить тела давно почтивших предков, и как современная наука, разработанная для применения в суде, помогает погружаться в жизнь прошлых поколений. На программе случалось немало грустных и трогательных моментов, когда мы восстанавливали биографии самых простых людей – не королей, епископов или генералов, а детей или девушек-работниц, – показывая, что и они тоже не забыты. Их истории просто были написаны языком, для расшифровки которого требовалась судебная антропология.

Один печальный случай касался дошедшего до нас анатомического образца – мальчика лет восьми. Его нигде не зарегистрированный мумифицированный труп был обнаружен в хранилище нашего факультета в Университете Данди. Мягкие ткани отсутствовали; сохранился только скелет и искусственно заполненная особым составом артериальная система. Мы ничего о нем не знали и не представляли, что с ним делать, поэтому решили, что исследование в рамках программы может вывести нас на что-нибудь интересное.

Стоило нам приступить, как стали выясняться печальные подробности. Ребенок не страдал от недоедания, и с медицинской точки зрения его смерть объяснениям не поддавалась. Датировка останков указывала на то, что он скончался до принятия Анатомического Акта 1832 года. Что если перед нами одна из жертв пресловутых похитителей детей, процветавших в те времена, когда анатомы платили за детские трупы по размерам – за каждый сантиметр? А может, его похитили из могилы гробокопатели, которых анатомы нанимали, чтобы удовлетворить потребность в трупах для обучения студентов и проведения новаторских исследований? Мы знали, что знаменитые анатомы Уильям Хантер и Джон Баркли оба выполняли перфузии сосудов как раз в тот период, и анализ химических веществ, извлеченных из останков, показал полное соответствие составам, которые применяли Хантер и его последователи. Режиссеры не упустили возможность указать на иронию ситуации – современные анатомы раскрывали возможное преступление, совершенное анатомами прошлого.

В конце программы мы должны были принять решение, о котором изначально никто не задумывался: что делать с телом ребенка дальше? Оставить ли его на факультете, передать в музей хирургии или похоронить? Мы единогласно сошлись на последнем. Я терпеть не могу, когда человеческие останки выставляют как экспонаты в витринах на потеху публики. Есть тонкая грань между просвещением и развлечением, и, в глубине души, мы всегда знаем, когда переступаем через нее. Принцип, которым тут следует руководствоваться, это представить, что речь идет о вашем ребенке. Чего бы вы для него хотели? К сожалению, получить разрешение на похороны оказалось не так легко; останки мальчика пока хранятся в музее хирургии, в запасниках, дожидаясь, когда все-таки решится их дальнейшая судьба.