Виолетта Городинская - Тайны целебных трав

Средневековые алхимики, знахари, врачи, следуя по этому пути, вполне могли прийти к выводу, что в состав средства для омоложения старцев обязательно должна входить кровь младенца. Во всяком случае материалы суда над орденом Тамплиеров свидетельствуют, что в средние века отнюдь не гнушались употреблять ее для различных, в том числе и лечебных целей.

Так что сказка, как видим, и тут не отступает от реальности.

Но вернемся к нашей ведьме. Что еще вытворяла она над своим таинственным котлом? Да, магические заклинания… Ну, ладно — при пациенте это бормотанье как-то оправданно: для создания того же психотерапевтического эффекта. А когда нет никого при варке — тогда-то зачем? Что ведьме перед самой собою притворяться? Или, может быть, и в самом деле зелье не получится исцеляющим, коли не сотворишь заклинания: трижды одно, девять раз другое, двенадцать — третье, и так — шестикратно? Да еще для каждого зелья — свои заклинания и свое количество повторений.

А ведь и в самом деле не получится.

И никакой мистики тут нет.

Когда я варю варенье, обязательно засекаю время — сколько ему кипеть. Недоваришь — оно прокиснет. Переваришь — будет невкусным: потеряет цвет, аромат и другие ценные свойства. Причем для разных ягод необходимо различное время. В доме у меня множество часов: стенные, будильник, электронные со светящимся табло, наручные. Ну, а какие часы могли быть у ведьмы в богом забытой деревушке в самой глуши средневековья, а то и еще раньше?

И правда, первые письменные свидетельства о приготовлении лекарств, первые, так сказать, рецепты относятся ко времени шумеров, живших восемь тысяч лет назад. Но ведь и задолго до создания письменности, задолго до шумеров люди несомненно лечились всевозможными средствами, в основном целебными травами, отварами и настоями из них. А главное в приготовлении снадобья — не только состав и вес его компонентов, но также время варки и поочередной закладки трав, кореньев, плодов. Это сегодня мы знаем, что большинство витаминов, содержащихся в растениях, при длительном кипячении разрушается. Знахари об этом не ведали, зато им было известно, что снадобье в том или ином случае теряет свою целительную силу.

И вот, может, десять, двадцать, а то и все тридцать тысяч лет назад первобытная знахарка подметила, что, когда она, коротая время при варке зелья, напевает песенку, снадобье получается более целебным, чем когда она молчит или поет что-то другое. Не догадываясь, что слова или мелодия помогают ей с достаточной точностью отмерять необходимые промежутки времени, прежде чем бросить в котел новую травку, помешать снадобье или вовсе снять его с огня, знахарка решила, что слова первой песенки — волшебные. Возможно, именно отсюда и пошла вера в магическую силу заклинаний, взятая потом на вооружение шаманами, жрецами, магами и прочими профессиональными мистиками. Предположение это основано на том неоспоримом факте, что знахарство древнее жречества, ибо надобность в лечении ран, полученных на охоте в схватке с мамонтом, саблезубым тигром или пещерным медведем, а также болезней, угнетающих человека, возникла несравненно раньше надобности в отправлении религиозных культов.

А может быть, может быть — кто знает, — наша первобытная знахарка не так уж была не права, приписывая улучшение целебных свойств снадобья именно словам, именно мелодии определенной песенки-заклинания?

Показали же недавние опыты, что соответствующие мелодии, проигрываемые в теплицах и на опытных полях, значительно увеличивают рост растений, ускоряют их созревание и накопление питательных и биологически активных веществ. В то же время другая музыка — в основном «тяжелый рок» — растения угнетает. Следовательно, и звуки принимают активное участие в обменных процессах организма растений, ускоряя или замедляя их.

Почему же не допустить, что и звуки заклинаний, всегда имеющих — вне зависимости от того, произносятся они или поются — определенную мелодию, ритмичность и тональность, оказывают соответствующее воздействие на химические процессы, происходящие во время приготовления зелья?

А быть может, целебность средства зависела и от других, неизвестных нам пока факторов…

Но как бы то ни было, то, что представлялось фантастическим и таинственным, на поверку оказалось практически необходимым и рационально объяснимым. (В конечном счете любое мистическое объяснение рационально, поскольку придумано разумом человека, и почти всякое естественнонаучное объяснение не соответствует полноте истины, в чем все более и более убеждаются современные ученые, проникая в тайны мироздания). И ведьма наша превратилась если не в красавицу, то уж во всяком случае в вполне заурядного фармацевта, скрупулезно соблюдающего технологический режим изготовления лекарств. И даже пусть действовала она неосознанно, но многим ли отличается от нее, скажем, аппаратчик, а то и технолог современной фармацевтической фабрики, знающий, что когда куда добавлять, но не отдающий себе отчета, зачем это надобно? Как полагается по технологической карте — так он и делает. И она, и он — оба верят, что кто-то давным-давно, а может, позавчера составил, испытал и одобрил лекарство.

Возможно, читателю покажется натянутым сопоставление современных фармацевтов и средневековых ведьм, и он не согласится и с моим, так сказать, толкованием знахаркиных заклинаний. Но что же делать, коли я не верю, будто наши предки были глупее нас и поступали бессмысленно. Чем больше вникаешь в историю развития биологии и медицины, чем больше получаешь информации не из вторых-третьих, а из первых рук — из первоисточников, сочинений древних авторов, тем более поражаешься их глубокой осведомленности, причем в областях не только доступных эмпирическим наблюдениям, но и, казалось бы, совершенно «закрытых» от исследователя, не вооруженного соответствующей аппаратурой.

Примерно 1000 лет назад Авиценна писал в своем «Каноне врачебной науки»: «Сладкое вино втягивается в печень не постепенно, а сразу, ибо такое вино любезно печени, поскольку оно сладкое». В середине прошлого века подобное представление вызывало высокомерные насмешки: глупо, мол, воображать печень эдакой лакомкой. А нынче мы восхищаемся гениальным прозрением средневекового ученого. То, о чем он догадывался десять веков назад, подтверждено современной наукой: Печени действительно «любезно» сладкое, поскольку именно она преобразует углеводы и другие органические вещества в гликоген — легко мобилизуемую резервную форму глюкозы, — накапливая его для того, чтобы, превратив при необходимости (в условиях напряженной мышечной работы, при голодании) в глюкозу, поддержать в организме оптимальный биохимический режим.