Самуил Ганеман - Органон врачебного искусства

Любой, кто досконально знает лекарственные вещества и может оценить их удивительные различия и их воздействие на здоровье человека, легко поймет, что среди них никогда не может быть, с медицинской точки зрения, эквивалентных средств, никаких заменителей. Только те, которые не знают истинного, позитивного воздействия различных лекарств, могут быть столь глупы, чтобы пытаться убедить нас в том, что одно средство может применяться вместо другого и при одной и той же болезни быть таким же полезным, как другое. Так несведущие дети путают существенно различающиеся вещи, т. к. они только едва знают их внешний вид, гораздо меньше — их реальное значение, их истинную ценность и присущие им очень несхожие свойства.

Если это истинная правда, а это несомненно так и есть, то ни один врач, который не лишен здравого смысла и который не стал бы действовать вопреки велению своей совести, единственного истинно достойного арбитра, не может применять при лечении болезней никакого лекарственного вещества, кроме того, истинное значение которого ему точно и полностью известно, т. е. чье позитивное воздействие на здоровье здоровых индивидуумов он так тщательно испытал, что знает определенно, что оно может вызывать болезненное состояние, очень подобное (более подобное, чем любое другое лекарство, прекрасно ему знакомое) состоянию, представленному в истории болезни, которую он намеревается лечить посредством этого лекарства. Как было показано выше, ни человек, ни, возможно, сама Природа не могут быстро и полностью вылечить другим способом, кроме как с помощью гомеопатического средства. Впредь ни один настоящий врач не может не проводить таких экспериментов, необходимых для получения наиболее нужных знаний о важнейших в деле лечения лекарствах, тех знаний, которыми до сих пор пренебрегали врачи всех времен. Во все прежние времена, последующие поколения едва ли поверят этому, врачи довольствовались тем, что вслепую прописывали при болезнях лекарства, действие которых было неизвестно и которые никогда не испытывались относительно их чрезвычайно важного, очень различного, чисто динамического воздействия на здоровье человека. Более того, они смешивали в одной прописи несколько этих неизвестных лекарств, очень отличающихся друг от друга, и предоставляли случаю определить, какое действие это окажет на пациента. Это то же самое, как если бы сумасшедший ворвался в мастерскую ремесленника, нахватал полные руки различных инструментов, с применением которых он совершенно не знаком, и начал бы, как он воображает, работать над заготовками, попавшими в иоле его зрения. Едва ли нужно говорить, что они были бы сломаны, можно сказать, совершенно разрушены в результате его бессмысленных действий.

Зеленый горошек, зеленая фасоль, вареный картофель и морковь во всех видах допустимы как наименее обладающие лекарственными свойствами овощи.

Человек, испытывающий лекарство, или не должен иметь привычку пить вино, бренди, кофе или чай, или он должен совершенно отказаться на длительное время от употребления этих вредных напитков, некоторые из которых являются возбуждающими, другие обладают лекарственными свойствами.

Тот кто сообщает результаты таких экспериментов медицинскому сообществу, становится ответственным, таким образом, за надежность экспериментатора и за его утверждения; и это справедливо, так как под угрозой находится благо страдающего человечества.

Испытания, которые врач проводит на себе, имеют для него и другие неоценимые преимущества. Прежде всего, великая истина заключающаяся в том, что лекарственная сила всех препаратов, от которой зависят их целебные свойства, заключается в изменениях в здоровье, которые он сам ощущает при приеме испытываемых им лекарств, и болезненные состояния, испытанные им самим от этих лекарств, становятся для него непреложным фактом. Кроме того, путем таких заслуживающих внимания наблюдений за собой он придет к пониманию своих собственных ощущений, своего образа мышления и своего характера, он будет также приобретать навыки, чтобы стать хорошим наблюдателем, каким должен стать каждый врач. Все наши наблюдения на других едва ли так интересны, как на самих себе. Наблюдатель за другими должен всегда опасаться, что экспериментатор не чувствует именно то, о чем он говорит, или что он описывает свои ощущения не в самых подходящих выражениях. Он вынужден всегда сомневаться, не вводят ли его в заблуждение, по крайней мере, в определенной степени. Эти препятствия на пути к познанию истины, которые никогда не могут быть полностью преодолены при наших исследованиях искусственных болезненных симптомов, вызываемых в других при приеме лекарств, полностью устраняются, если мы проводим испытания на самих себе. Тот, кто проводит такие испытания на себе, знает определенно, что он чувствовал, и каждое испытание является новым стимулом для него, побуждающим исследовать силу других лекарств. Он становится, таким образом, все более опытным в искусстве наблюдения, таком важном для врача, продолжая наблюдать себя, того, на кого он может полностью положиться и кто никогда не обманет его. И это он будет делать наиболее ревностно, так как эти эксперименты на самом себе обещают дать ему достоверное знание истинного значения и значимости инструментов лечения, которые все еще в большой мере неизвестны. Не нужно думать, что такие легкие недомогания, вызванные приемом лекарств с целью их испытания, могут быть в основном вредными для здоровья. Напротив, опыт показывает, то организм испытателя становится в результате этих частых атак на его здоровье более приспособленным к подавлению всех внешних воздействий, враждебных для его конституции, и всех искусственных и естественных болезнетворных, пагубных факторов и в результате умеренных экспериментов с лекарствами на самом себе становится более стойким, чтобы сопротивляться всему, что носит вредный характер. Его здоровье становится более устойчивым; он становится более сильным, как показывает опыт.

Симптомы, которые, в течение всей болезни, наблюдались только задолго до (применения лекарства) или никогда ранее, следовательно, суть новые, присущие данному лекарству.

В наши дни стало обычным доверять испытание лекарств неизвестным людям, находящимся на расстоянии, которым платили за их работу, получаемая таким образом информация публиковалась. Но в этом случае работа, которая важнее всех других, которая должна составлять основу единственно верного искусства врачевания и которая требует величайшей моральной убежденности и достоверности, становится, как мне кажется, к сожалению должен сказать, сомнительной и неопределенной по своим результатам и теряет всякую ценность.