Джон Ронсон - Психопат-тест

— Да, — сказал он наконец, — одно я припоминаю наверняка. Атипический детский синдром.

— Атипический детский синдром?.. — повторил я.

— Проблема заключалась в определении его характеристик. Я спросил: «Каковы симптомы?». И человек, внесший предложение, ответил: «Их очень трудно определить, так как все дети атипичны». — Шпитцер помолчал. — Мы также собирались включить в справочник мазохический синдром, но против этого яростно выступила группа феминисток.

— Почему?

— Они считали, что это приведет к стигматизации больных.

— И как же вы поступили?

— Мы изменили название на «пораженческий синдром» и включили его в приложение.

Я всегда задавался вопросом, почему в «DSM» нет упоминаний о психопатиях. Шпитцер мне все объяснил. Как оказалось, существовал длительный закулисный конфликт между Бобом Хейром и женщиной-социологом по имени Ли Робинс. Она была твердо уверена, что клиницисты не обладают надежным инструментарием для оценки таких личностных черт, как эмпатия. И предложила убрать их из «DSM», оставив только объективно демонстрируемые симптомы. Боб со всей присущей ему энергией возражал ей. Комитет по составлению «DSM» встал на сторону Ли Робинс, психопатия была исключена из справочника и вместо нее там появилось «асоциальное личностное расстройство».

— Роберт Хейр, наверное, на нас очень обижен, — заметил Шпитцер.

— Думаю, да, — отозвался я. — Полагаю, он считает, что вы украли у него методику и опубликовали, не упомянув о его авторстве.

(Позднее я узнал, что Боб Хейр, возможно, все-таки удостоился упоминания. Один из членов комитета по подготовке пятого издания «DSM», Дэвид Шаффер, сообщил мне, что они собираются изменить название асоциального личностного расстройства — оно звучит слишком негативно. Есть предложение назвать его «синдромом Хейра». В настоящее время члены комитета обсуждают эту идею.)

В 1980 году, после шести лет, проведенных в Колумбийском университете и посвященных разработке справочника, Шпитцер почувствовал, что настало время для публикации. Но прежде всего ему хотелось апробировать свои диагностические опросники. А их было довольно много. Первое издание «DSM» состояло из шестидесяти пяти страниц. Второе было несколько больше — 134 страницы. Третье издание — «DSM» Шпитцера — включало уже 494 страницы. Дэвид перевел описания симптомов в вопросительную форму и разослал исследователям по всем штатам Америки с просьбой опросить по присланным материалам в общей сложности несколько сотен тысяч человек методом случайной выборки.

Как выяснилось, большая часть опрошенных чувствовала себя ужасно. И в соответствии с новыми опросниками более 50 процентов людей страдали теми или иными психическими расстройствами.

«DSM-III» стал сенсацией. Вместе с дополнительным переработанным изданием справочник разошелся тиражом более миллиона экземпляров. При этом число справочников, приобретенных непрофессионалами, намного превосходило количество экземпляров, раскупленных врачами и психологами. Количество проданных книг в несколько раз превосходило число психиатров и психологов. По всему западному миру люди стали использовать опросники с целью самодиагностики. Для многих он стал настоящим подарком судьбы. Те, кто давно чувствовал, что с ними что-то не в порядке, теперь знали, как их проблема называется на медицинском языке. Выход «DSM-III» произвел настоящую революцию в психиатрии. Для фармацевтических компаний он стал золотоносной жилой: они получили возможность создавать лекарства для лечения сотен новых заболеваний, а также миллионы новых пациентов.

— Фармацевты страшно обрадовались выходу «DSM-III», — вспоминал Шпитцер, и становилось понятно, что его самого это тоже радовало. — Я с удовольствием слушаю признания родителей: «С ним было невозможно сладить до тех пор, пока мы не начали давать ему медикаменты. Тогда наконец мы смогли вздохнуть с облегчением». Разве не приятно такое слышать человеку, участвовавшему в создании «DSM-III»?

Но потом все вдруг изменилось к худшему.

Гари Мейера, того самого психиатра из Оук-Риджа, который изобрел уроки для психопатов с пересказом собственных сновидений и совместным произнесением мантр и который в конце концов был уволен за то, что ввел ЛСД двадцати шести психопатам одновременно, представители нескольких фармацевтических компаний недавно пригласили на званый обед. В настоящее время он работает в тюрьме для особо опасных преступников в Мэдисоне, штат Висконсин, в отделе, где незадолго до его прихода приняли решение не поддерживать отношения с фармацевтами. И вот элита этой отрасли промышленности пригласила его, чтобы выяснить причину подобного поведения медицинского персонала названной тюрьмы.

— Там были две очаровательные женщины и очень приятный молодой человек, — рассказал мне Гари.

— И о чем же они говорили? — спросил я.

— Если вы поищете мое имя в Интернете, то найдете очерки, которые я писал об индейских могильных курганах, — ответил он. — Это мое хобби. Обе женщины большую часть обеда задавали мне вопросы о них. Они просили меня сделать зарисовку кургана на скатерти.

— И что потом? — спросил я.

— Потом они перешли к основному вопросу — почему я не пользуюсь их продукцией. «Вы, ребята, — наши враги, — сказал я. — Вы захватили нашу территорию. Вас интересует только продажа лекарств, а не лечение пациентов». Они, естественно, стали на меня нападать. Но я не отступал. Потом нам принесли счет. И мы уже собирались расходиться, когда самая привлекательная из двух присутствовавших женщин спросила: «О! А вы не хотели бы попробовать нашу «виагру»?»

Мейер замолчал. И после паузы злобно добавил:

— Как самая пошлая уличная торговка.

Мы вернулись к обсуждению опросников.

— Хороший опросник очень полезен, — сказал Гари. — Но в настоящее время мы буквально увязли в них. Их можно найти даже в развлекательных журналах.

А избыток опросников в сочетании с наглыми и циничными рекламщиками фармацевтической продукции, по словам Мейера, дает очень опасную смесь.

Есть такая детская книжка в картинках под названием «Брэндон и биполярный медведь», написанная некой Трейси Англада. В ней рассказывается о маленьком Брэндоне, который впадает в ярость при малейшей провокации. Когда он не озлоблен, его тошнит и у него кружится голова. Мать ведет мальчика и его игрушечного медведя к врачу, который говорит, что у Брэндона биполярное расстройство. Брэндон спрашивает у врача, поправится ли он когда-нибудь. Врач отвечает утвердительно и добавляет, что в настоящее время есть много хороших лекарств, которые помогают мальчикам и девочкам от биполярного расстройства, и Брэндон может начать их принимать прямо сейчас. Он просит Брэндона дать обещание, что он будет принимать таблетки всякий раз, когда его мама напомнит ему об этом. Если бы Брэндон был реальным ребенком, то скорее всего можно было бы сделать вывод, что ему — как и многим другим детям — поставили ошибочный диагноз: «биполярное расстройство».