Уильям Патрик - Следующая пандемия. Инсайдерский рассказ о борьбе с самой страшной угрозой человечеству

Для создания клинической базы данных надо было рассортировать случаи заболевания на три группы. Первая – лица, проживающие в регионе «четырех углов». Вторая – лица, проживающие за пределами региона, но посещавшие его в течение предыдущих шести недель. Третья – лица, не проживающие в этом регионе и не посещавшие его. На тот момент мы не давали лекарств третьей группе, а сосредоточились на получении образцов и повторной оценке результатов лабораторных анализов в свете поступавшей информации о грызунах и их распространении в данной местности.

База данных росла, и мы начали корректировать определение случая заболевания. Чтобы точно диагностировать болезнь на основе клинической картины и быстро назначить лечение, нужно знать, кого именно ты ищешь, поэтому нетипичные случаи часто приходится исключать. В наше определение не вошли те, у кого могла быть госпитальная пневмония, те, кто был болен свыше двух недель, и те, у кого был ослабленный иммунитет. Такой подход позволял нам сосредоточиться на главном – найти того, кого мы ищем, и тех, кому может помочь терапия рибавирином. Задача упростилась, когда Центры по контролю и профилактике заболеваний разослали диагностические тесты по департаментам здравоохранения всех штатов.

Освещение проблемы в средствах массовой информации побудило клиницистов в других регионах заново оценить признаки и симптомы в свете появившегося заболевания. В отличие от нас, работавших в эпицентре, они не были ограничены поиском случаев в зоне «четырех углов».

Выявлять случаи уже известных болезней – рутина для врачей. Однако в отношении новых заболеваний все зависит от проницательности специалиста. Он должен сказать: «Смотри-ка, у этого пациента симптомы совсем как те, про которые я только что читал в газете».

Один такой случай произошел в Лафкине в штате Техас: в конце июня женщина умерла от острого респираторного расстройства. Судя по документам, наш простейший тест выявил бы у нее вирус Сеул, один из хантавирусов Старого Света: высокий уровень антител (1:1600), отрицательный результат иммунофлюоресцентного анализа (метод, при котором инфицированные клетки подсвечиваются меченой кровью, если в ней есть антитела от текущей или ранее перенесенной инфекции).

Я вылетел в Хьюстон в семь вечера, взял в прокате машину и отправился в район Пайни-Вудс в восточном Техасе, в двух часах езды.

Лафкин – городок примерно с 35 тысячами жителей, выросший благодаря лесной промышленности, производству нефтепромыслового оборудования и птицеводству. На следующее утро в 7:30 я встретился с эпидемиологом штата. Потом поговорил с родителями умершей женщины. Побеседовал с ее мужем и дочерью. Пообщался с медсестрой из больницы, где ее лечили. Я попытался как можно больше узнать об анамнезе.

Чтобы разобраться в проблеме, мне нужна была информация о ее привычках и хобби, а главное, о поездках. Каким образом и от какого грызуна она могла заразиться? Она не работала в саду и была обыкновенной домохозяйкой. Насколько я понял, мышей в доме не замечали уже более года. Однако на заднем дворе было зерно и водились белки, а также крысы.

Далее мне предстояло изучить кипы документов в поисках любых других потенциальных случаев в округе. Я просматривал истории болезней всех пациентов, у которых могло быть что-то похожее, и надеялся обнаружить образцы крови или результаты аутопсии. Если они сохранились, можно провести расследование задним числом.

Моя работа в Лафкине начала казаться важнее, когда мы предварительно выявили резервуар этого заболевания: им оказались оленьи хомячки ( Peromyscus maniculatus ). Эти маленькие зверьки широко распространены по всему Юго-Западу США – они водятся в Техасе, Неваде и Калифорнии. Но вскоре случаи заболевания начали появляться и в других местах, в том числе в Луизиане и Флориде. Это навело нас на мысль, что может существовать другой патологический вирус и другой вид грызунов.

Впоследствии случаи, выявленные вне ареала обитания оленьего хомячка, позволили нам обнаружить множество других видов грызунов из того же семейства, имевших свои собственные хантавирусы.

Благодаря вниманию СМИ один доктор из округа Дейд во Флориде заподозрил, что хантавирус стал причиной заболевания у его пациента, и отправил нам образец. Он оказался прав, однако это был не вирус Син Номбре, который мы видели на Юго-Западе, а совершенно другой штамм под названием вирус Блэк-Крик.

Флоридский случай нас озаботил: выяснилось, что зараженный пациент находился в лечебном центре еще с 30 людьми. Поэтому я полетел в округ Дейд и встретился там с администратором Второго района, администратором по вопросам окружающей среды отдела здравоохранения округа Дейд, заместителем администратора района по вопросам здравоохранения и специалистом по связям с общественностью. По рабочим дням я занимался базами данных для мониторинга хантавирусной инфекции, а по выходным расследовал необычные случаи. Такая нагрузка – обычное дело для ученых в отделе особых патогенов: жена моего наставника вообще стала приходить по выходным к нему на работу. Но моей семье пришлось еще тяжелее, ведь я оставил жену одну с шестимесячными тройняшками.

Как обычно, львиная доля полевой работы заключалась в определении риска контакта с возбудителем, поэтому мне необходимо было выяснить, кто еще мог заболеть, и одновременно позаботиться, чтобы специалисты продолжали поиски нового грызуна. И мы довольно быстро его обнаружили.

Виновником распространения вируса Блэк-Крик оказался не обычный олений хомячок, а хлопковый хомяк. Наша задача усложнилась. Отследить и изолировать конкретного грызуна с одним вирусом было недостаточно: теперь мы имели дело со множеством видов грызунов, у каждого из которых был свой, хотя и родственный хантавирус.

По мере погружения в проблему мы поняли, что эти североамериканские разновидности заболевания совсем не новые.

В 1978 году в Престоне – городке с населением 3170 человек в штате Айдахо – скончался молодой мужчина. Его смерть была настолько внезапной и необъяснимой, что лечащий врач немедленно связался с Центрами по контролю и профилактике заболеваний. По всей видимости, в тот день в Атланте было спокойно, потому что наша организация направила в Престон и своего сотрудника, и сотрудника Службы расследования эпидемий – доктора Рика Гудмана. Однако по завершении работы они знали о произошедшем ненамного больше, чем в самом начале.

Пятнадцать лет спустя – на волне ажиотажа в прессе – врач из Престона, который тогда нам позвонил, сказал себе: «Похоже, у того парня был хантавирус» – и снова связался с нами.

К счастью, после вскрытия того пациента сохранились парафиновые блоки с образцами. Их направили доктору Шерифу Заки, главному патологу Центров по контролю и профилактике заболеваний. Он рассмотрел образцы под микроскопом, проанализировал с помощью сыворотки со специфическими антителами – иммунным маркером, изучил результаты и пришел к выводу, что пациент действительно умер от хантавирусного легочного синдрома. Пятнадцать лет назад, еще при президенте Картере.