Уильям Патрик - Следующая пандемия. Инсайдерский рассказ о борьбе с самой страшной угрозой человечеству

Показательным примером произвола со стороны властей был принудительный карантин, который иногда вводили не только в отдельных домохозяйствах, но и в целых деревнях. Представьте себе глинобитную хижину с двумя комнатами и соломенной крышей, в которой живет два десятка человек. Чтобы понять, есть ли среди них заболевшие, нужно ждать 21 день. Если заразился кто-то из контактировавших с ними людей, счетчик обнуляется и начинается еще один трехнедельный период коллективного заточения.

В некоторых местах карантин длился по три месяца: люди там продолжали заражаться и все повторялось снова и снова. Поначалу жителей даже не обеспечивали вовремя пищей, поэтому карантин легко мог перерасти в голод.

Проблему питания международные неправительственные организации совместно с властями решили, но люди все равно скрывали случаи, не желая попасть на карантин, или убегали из деревни, перенося вспышку в другое место. Им просто хотелось выбраться из отчаянного положения. Можно ли их в этом винить?

Борьба с эпидемиями не должна сводиться к цифрам: необходимо учитывать, что эти цифры означают на практике. Надо стараться понять, что переживают люди каждый день, во что они верят, чего боятся. На этой основе должны вырабатываться решения, которые не заставят их прятаться или убегать. Если люди видят в нас карателей, они убегут. Если они видят в нас тех, кто решает проблему, они начинают помогать – а при вспышке такого масштаба без их помощи не обойтись. Но они никогда нас не поймут, если мы сами не попробуем понять их.

Мы активно распространяли информацию о причинах Эболы, однако случаи неправильного поведения и непонимания со стороны населения все еще встречались. Изменить давно устоявшиеся и вошедшие в культуру привычки невероятно трудно.

В одном из моих округов, Коно, была евангелическая церковь с пятью пасторами. Двое из них умерли от Эболы, еще двое находились на карантине, один был здоров. Высказывалась версия, что в церкви практиковали возложение рук, – этот обряд мало чем отличался от методов традиционных целителей и был отличной возможностью для передачи инфекции. Один из священнослужителей укрывал в отдаленной деревне женщину, контактировавшую с заболевшим Эболой, и, возможно, даже снабжал ее медикаментами. В конце концов наша команда сумела ее отыскать.

В округе Койнадугу характерные для Эболы симптомы появились у местной повитухи. Вождь деревни вызвал мототакси и отправил ее в отделение профилактики и первой помощи, хотя должен был позвонить по центральному номеру или предупредить окружной центр экстренного реагирования, который прислал бы скорую помощь. Из-за этого проступка его полномочия были приостановлены вышестоящим вождем. В то время многие беременные делали аборты и умирали, поэтому повитухи были в группе высокого риска. У повитухи подтвердилась Эбола, и всех, с кем она контактировала, отправили на карантин. Парня-мотоциклиста инфекция обошла стороной, но после таких клиентов таксисты нередко заражались и умирали.

В отделении первой помощи у повитухи началась лихорадка, боли в груди и другие характерные симптомы, однако медсестра не сумела умножить два на два и не сказала: «Похоже, это Эбола». Вместо этого она твердила нам: «Нет-нет. У нее боли в грудной клетке, потому что ее ударили в грудь». В итоге пришлось посадить на карантин и медсестру, и все отделение. Вспышка длилась уже год, а кошмарные промахи все еще случались.

При всем своем лукавстве местные жители прекрасно понимали, как происходит передача инфекции. Однажды умерла молодая девушка с положительным результатом на Эболу. Ее тело передали погребальной команде. Сначала ее мать говорила, что смерть наступила внезапно, умершая никуда не ездила и ни с кем не общалась – ее контакты были ограничены своим и соседскими домами. Однако после долгих расспросов выяснилось, что девушка проболела несколько дней. Она отправилась в клинику, где ей сказали, что она беременна (по всем критериям к близким контактам надо было отнести ее парня!). Из больницы она сбежала и спряталась в буше. Когда она вернулась домой, ей оставалось только умереть. Дальнейшее расследование выявило факт, что она ездила во Фритаун, – это объясняло, как она могла заразиться.

Мы связались с медсестрой, которая занималась этой девушкой в клинике, и сказали:

– Нам неприятно это говорить, но у одного из ваших пациентов подтвердилась Эбола. Вам придется отправиться на карантин.

– Я вообще не контактировала с больными! – возразила она. – Я работаю в городе и буду там завтра.

На следующий день она была в клинике и продолжала отрицать любые контакты с той больной, однако мать девушки прямо указала, что за ее дочерью ухаживала именно эта медсестра.

Когда отрицать очевидное стало бесполезно, медсестра сказала:

– Вы правы. Но я была в полном защитном снаряжении!

– А кто еще был в клинике?

– Никого, – ответила она. – Кроме меня, никого не было.

При этом мы видели, что в клинике ошиваются какие-то люди. В этом учреждении не предоставляли почти никаких услуг, но народ был всегда. Там даже жил какой-то мужчина.

– А как же тест на беременность?

– Я показала ей, как им пользоваться, она сама собрала мочу, сама окунула тест, сама увидела, что он положительный, а затем вылила мочу в туалет на заднем дворе, чтобы никто не контактировал. Потом она ушла, а я сняла защитный костюм.

Мы прекрасно видели, что все это ложь и она точно знает, как передается Эбола. Она понимала также, что сама контактировала с больной, что может заболеть и умереть, но при этом по-прежнему пыталась оградить других от попадания в список контактов. Своим лукавством и увиливанием от ответов она лишь ставила под угрозу многих, очень многих людей.

Настоящие трудности при такого рода вспышках связаны не с наукой, а с социальной проблематикой. Мы знаем, что Эбола распространяется не с помощью «ведьминых ружей» и колдовства, а исключительно посредством физического контакта. Мы знаем, как прервать передачу: например, нельзя омывать трупы, а больных следует изолировать в специализированных отделениях. Но как же передать наши знания людям, у которых нет четкого представления о микробной теории, зато есть устоявшиеся традиции, построенные на магии, и погребальные ритуалы, во время которых надо часто дотрагиваться до мертвецов?

Профессиональные антропологи, которые также нам помогали, сначала говорили о «социальной мобилизации», но в итоге сказали: «Знаете, дело скорее в вовлеченности людей, в том, чтобы дать сообществам полномочия самим заниматься этими вопросами». Нам посоветовали не предпринимать активных действий, которые могут подорвать доверие, – например, не вводить карательных мер, подкрепленных штрафами и тюремными сроками, за сокрытие больных, несвоевременное информирование и другие проступки.