Дмитрий Соколов - Снадобье викингов

— Не будем торопиться! Разрешите пока оставить ваш вопрос без ответа. Подождем результатов обследования больной и обсуждения их на консилиуме.

— Вам придется обязательно принять участие в его работе. Дело принимает странный оборот… Узнайте, что за капли давал врач Левандовский. Это весьма квалифицированный работник. Что он искал? Вряд ли случайно он прибег к такому методу.

К разговору о состоянии здоровья Василины Ивановны мы вернулись дней через семь, когда были проведены дополнительные исследования, состоялся консилиум специалистов.

Просматривая результаты всестороннего обследования состояния здоровья Сергеевой, которые принес мне Антон Алексеевич, и сопоставляя их с теми проявлениями заболевания, которые имели место несколько месяцев тому назад, нетрудно было прийти к выводу, что появился целый ряд новых данных, в частности, указывающих на функциональное расстройство нервной системы. Двукратный лабораторный анализ крови позволил установить изменения (умеренное снижение количества эритроцитов и гемоглобина).

— Что же это такое? — обратился я к сидевшему напротив меня Антону Алексеевичу. — Уж очень пестрая картина заболевания. Причем больной вновь дают нюхать мятные капли и раствор уксусной кислоты.

— А вы посмотрите вот на этот листок. Он поясняет многое.

Это были данные обследования больной: после двукратного введения унитола в течение дня у больной Сергеевой в мозге обнаружена… ртуть! Вот теперь мне стало ясно, что искал доктор Левандовский, давая нюхать мятные капли и раствор уксусной кислоты. Он определял порог ольфакторной чувствительности, который, как правило, изменен именно при отравлении ртутью.

— Позвольте, — сказал я смущенно, обращаясь к Антону Алексеевичу, — но откуда же у Сергеевой ртуть?

— То, что мы имеем дело с отравлением ртутью, я подозревал давно. Именно я порекомендовал Игорю Борисовичу обследовать больную с помощью ароматических средств и в какой-то степени повинен в обиде Сергеевой. Еще тогда, осенью, когда я подготавливал вам документы на больную, передо мной, хотя и довольно смутно, стали вырисовываться те факторы, которые обусловили заболевание.

— А пожалуй, вы правы. Ведь именно постоянное воздействие небольших доз ртути и стертые формы хронического отравления, вызываемые этим металлом, могут дать подобные проявления.

— Конечно. Но такой вывод был настолько необычен и неприемлем для данного случая, что оставалось только наблюдать. Для здоровья больной в тот период это опасности не представляло. Дальнейшие субъективные явления только подтверждали предположение об отравлении ртутью: больная все чаще стала жаловаться на общую возбудимость, утомляемость, плохой сон, впечатлительность, робость, быструю смену настроения, склонность к слезам. На этом-то фоне эмоциональной неустойчивости и начали проявляться все последующие изменения в ее организме, которые можно было уже определить и при осмотре. Вы тогда меня спросили, зачем я так внимательно наблюдаю. А ведь я, как и вы, обратил внимание на дрожание пальцев ее рук, окраску кожи и другие мелкие отклонения.

— Например?

— А вы помните, Дмитрий Константинович, когда я попросил больную рассказать о фотографии, которая висела сзади Сергеевой на стене, ей пришлось не только оглянуться, но и отвести в крайнее положение глазные яблоки. Вот тут-то я и заметил, насколько неустойчиво их положение.

— Ну знаете, вы и артист, Антон Алексеевич, как ловко провели обследование больной. Теперь мне понятно, почему вы ее попросили указать на голове то место, где сильнее всего чувствуется боль. Это было не что иное, как модификация пальце-носовой пробы.

— Случай с определением порога чувствительности показывает, что на такие необычные пробы Василина Ивановна реагирует довольно своеобразно. Тем более, что уж пальце-носовая проба довольно часто применяется в установлении степени алкогольного опьянения. Может быть, последнее известно и Сергеевой, а раз так, то истолковать нашу просьбу она могла по-своему.

— Конечно, теперь понятны и ее жалобы, на которые она обращала наше внимание: днем сонливость и раздражительность, ночью бессонница. При отравлении ртутью имеет место и повышенная потливость.

— Да и последующие проявления заболевания, такие, как понижение аппетита, боли под ложечкой и повышенное слюноотделение, которые сама больная связывала с лечением травами, характеризовали только нарастание ртутного отравления.

— Позвольте, Антон Алексеевич, но раз есть отравление, должен быть и его источник.

— Я думаю, что источник отравления находится у нее дома.

— Почему именно дома?

— Давайте будем рассуждать методом исключения. Представим, что источник ртутного отравления — на почте, где сначала работала больная. Этого быть не может.

— Нельзя ли уточнить, почему?

— Во-первых, ртутью чаще всего заражаются путем вдыхания ее паров. А раз так, то случаи отравления при пролитой ртути или каком-либо разбитом приборе, например, градуснике, должны были иметь место и у других сотрудников.

— Да, но мы не обследовали их здоровье, а это надо сделать.

— Допустим. Но ведь в период заболевания она сменила место работы, а это должно было бы, если логически рассуждать, привести к постепенному исчезновению заболевания, а не к возрастанию его тяжести.

— Логично. Более того, мне кажется, что источник отравления ртутью не только в доме Сергеевой, но и в какой-то степени связан с паровым отоплением. Помните, как только включили паровое отопление, она стала чувствовать себя значительно хуже. Антон Алексеевич, я попрошу вас связаться с какой-либо химической лабораторией и исследовать воздух на ртуть в квартире Василины Ивановны.

— А что сказать больной?

— Я думаю, что говорить ей пока ничего не надо. Ведь это только наше предположение, которое еще надо доказать.

— Хорошо.

— Держите меня в курсе дела. Если подтвердится наше предположение, надо выселить Сергееву из этой квартиры, так как оставлять ее там или допустить, чтобы жил кто-либо другой, мы не имеем права. И обязательно госпитализируйте больную.

— Разумеется.

— Так что действуйте!

Прошло несколько дней. Мы не раз встречались с Константиновым, однако к разговору о болезни Сергеевой больше не возвращались.

Но однажды Антон Алексеевич позвонил мне.

— Дмитрий Константинович, — услышал я его голос. — Не могли бы вы принять нас — меня и лаборанта, исследовавшего воздух в квартире больной Сергеевой?

— Пожалуйста, приезжайте.

Через час мы обсуждали результаты исследования. Химик-лаборант, молодой и довольно смышленый парень, провел забор воздуха в различных местах. Наличие ртути явно обнаруживалось в отобранных пробах. Наибольшее ее количество было выявлено из пространств между подоконниками и батареями отопления.