Виктор Тополянский - Доктор Захарьин. Pro et contra

Из долгих странствий по Западной Европе тридцатилетний Захарьин вернулся, как он говорил позднее, «обновленным». 90 90 Попов П.М. Памяти Григория Антоновича Захарьина. В Кн.: Речь и отчёт, читанные в торжественном собрании Императорского Московского университета 12 января 1898 года. М., 1898. С.501–505. Теперь это был уже не скромный провинциал, постоянно нуждавшийся в опеке и покровительстве сильных мира сего, а уверенный в себе врач, готовый с азартом и упорством землепроходца осваивать новые научные рубежи, сокрушать, по словам его учеников, «всё старое и затхлое» и насаждать новую медицину.

С весеннего семестра 1860-го по осенний семестр 1864 года он исполнял свои профессиональные обязанности с отменным усердием, словно стремясь доказать университету и всему городу, что не место красит человека, а человек – место. Что именно преподавал он в тот период, зафиксировано в бесстрастных отчётах Московского университета: «Под руководством адъюнкта Захарьина все без исключения слушатели занимались практически в факультетской клинике перкуссией и аускультацией. В лаборатории, открытой при факультетской клинике во второе полугодие 1861–1862 академического года, 8 человек слушателей занимались микроскопическим и химическим исследованием мочи и других выделений человеческого организма». 91 91 Отчёт о состоянии и действиях Императорского Московского университета в 1861–1862 академическом и 1862 гражданском году. М., 1862. С.38. Кроме того, студенты приобретали навыки курации больных: «Каждый из учащихся вёл подробные истории своих больных и по мере своих познаний участвовал под руководством профессора клиники и его адъюнкта в лечении оных». 92 92 Отчёт о состоянии и действиях Императорского Московского университета в 1859–1860 академическом и 1860 гражданском году. М., 1860. С.51.

В памяти Захарьина ещё свежи были лекции Клода Бернара, утверждавшего, что не следует видеть в патологической анатомии «единственный ключ к болезненным явлениям», ибо «болезненное состояние есть лишь расстройство физиологического состояния.» 93 93 Бернар К. Лекции по экспериментальной патологии. М.-Л., 1937. С.104,278. И Захарьин, считавший себя «аутодидактом», но пока ещё остававшийся верным сторонником блестящего французского физиолога, объяснял студентам: «медицина по праву есть отдел наук биологических», а главная причина любой болезни заключается в «уклонениях физиологических». И каждая его лекция была для слушателей «так ясна, так понятна и удобозапоминаема, что не составляло труда, придя домой, почти дословно записать её». Так что в конце учебного года студенты «умели и выстукивать, и выслушивать, и сознательно относиться к тому или другому патологическому явлению». 94 94 Гагман Н.Ф. Воспоминание о Григории Антоновиче Захарьине. Труды Физико-медицинского общества, 1898. Т.10. С.63–68.

По уверениям одного из его бывших учеников, эрудированный и совершенно не похожий на других преподавателей адъюнкт настолько быстро завоевал прочные симпатии студентов, что в 1861 году они даже попросили Овера «уступить» Захарьину три часа лекций в неделю. 95 95 Гагман Н.Ф. Указ. соч., С.65. На самом ли деле студентам довелось как-то изловить и озадачить Овера своим ходатайством или это была одна из расхожих небылиц, сопровождавших Захарьина при жизни и украшавших посмертные легенды о нем, выяснить не удастся скорее всего никогда.

Согласно другим воспоминаниям, когда Захарьина утвердили в преподавательской должности, Овер почти перестал читать лекции и посещать клинику, переложив свои обязанности на молодого адъюнкта, но сохранив на кафедре какие-то источники информации: «Прослышав, что его заместитель нередко срывает бурные аплодисменты тем, что в преподавание такой сухой науки, как терапия, подмешивает философию и говорит о Бэконе и т.п., [Овер] вдруг однажды явился неожиданно на лекцию сам. за время своего отсутствия он уже успел не только утратить между студентами свою прежнюю популярность, но даже заслужить названия “невежды’’ и “идиота”; так что когда он вошёл в аудиторию, в черном фраке и белом галстуке, и по своему обыкновению начал читать не садясь, а полусидя на кончике стула, то между студентами уже явственно приготовлялся взрыв свистков. Он, однако, нисколько этим не смутился и когда кончил, то вместо шиканья поднялся такой рёв “браво!”, такой ураган хлопанья в ладоши, что ничего подобного даже и не снилось искавшим популярности. Мало того, вся аудитория бросилась вслед за ним, и одобрения продолжали сыпаться и на лестнице, и в сенях, где он уже надевал шубу». 96 96 Воспоминания, мысли и признания человека, доживающего свой век смоленского дворянина. Русская Старина, 1896. Т.85. Кн.1. С.198–199.

Сам Захарьин, выступая на Совете университета в декабре 1878 года, эпизод с лекцией Овера обошёл молчанием, а в целом о первом этапе своей работы преподавателем рассказал немного иначе: «Пробыв три года ординатором клиники и затем три года за границей, я был избран прямо на самостоятельную клиническую деятельность в одной из важнейших клиник. Я был назначен, правда, адъюнктом; но Университетский Совет, избирая меня на место профессора Млодзеевского (тогда адъюнкта), хорошо знал, что мне предстоит та же самостоятельная деятельность, что и моему предшественнику. Действительно, покойный профессор Овер, частью по нездоровью, частью по другим важным обязанностям, предоставил мне полную самостоятельность в клинике, врачебную и преподавательскую, не только такую же, но даже большую (ибо здоровье его продолжало слабеть), чем моему предшественнику». 97 97 ОПИ ГИМ, Ф.205. Е.х.2. Л.113.

Энергичный и целеустремлённый адъюнкт строил карьеру тщательно, как деревенский печник, соседи которого, приметив радение мастера, наперебой зовут его к себе в дом. Будни Захарьина были предельно заполнены службой, но рутинное обучение студентов одним лишь практическим навыкам перкуссии и аускультации удовлетворяло его всё меньше. Летом 1861 года он попросил Белоголового приобрести для него (и за его, Захарьина, счёт) за границей сфигмограф, спирометр, специальный пульверизатор (прообраз будущих аэрозольных ингаляторов) и новые ларингоскопические инструменты.

Он старался восполнить пробелы своего образования самым разнообразным чтением, в том числе британского историка и социолога Бокля, двухтомный труд которого «История цивилизации в Англии» в 1861 году печатался в журнале «Отечественные Записки». Он внимательно следил за внутренней политикой, не постигая, правда, основного её направления: не то «по почтенной стезе умеренного либерализма, не то по торной дороге реакции».