Сандип Джохар - С открытым сердцем. Истории пациентов врача-кардиолога, перевернувшие его взгляд на главный орган человека

Sandeep Jauhar

Heart: A History

© 2018 by Sandeep Jauhar

В оформлении обложки использованы иллюстрации: autsawin uttisin, BATKA / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Алиева К.Д., перевод на русский язык, 2019

© Шварц Е.Д., иллюстрации, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

У меня была одышка. Поднимаясь в свой кабинет на четвертом этаже по потертым ступеням лестницы, я останавливался, чтобы перевести дух. По ночам мои дыхательные пути иногда забивались слизью, и тогда я начинал дышать со свистом, а после и вовсе заходился в приступе кашля. Будучи врачом, я имел честь быть в числе специалистов, оказывавших медицинскую помощь пострадавшим в 9/11; многие, побывавшие тогда в «нулевой отметке», жаловались на респираторные проблемы. Тогда я решил пойти на осмотр к своему другу Сету, пульмонологу. Он назначил мне тест функций внешнего дыхания. В ходе этого исследования мне надо было сидеть в кабинке со стеклянными стенами и изо всех сил дуть в трубочку. Скорость дыхания и объем легких оказались в норме. Сет диагностировал у меня кислотный рефлюкс, который нередко становится причиной хронического кашля, и назначил мне антацид для ежедневного приема. Тем не менее я убедил его направить меня на КТ грудной клетки. Мои симптомы были куда тяжелее, чем можно было предположить из его щадящего диагноза. Я опасался, что мои легкие разрушаются под влиянием дыма и пыли, которыми я надышался в деловом центре.

Как Сет и предполагал, на снимке КТ легкие оказались в полном порядке. Мое внимание привлекло кое-что другое – небольшая пометка в расшифровке снимка: «Отмечается кальцификация коронарных артерий». Коронарный кальций является признаком атеросклероза, уплотнения стенок артерий. В расшифровках снимков КТ моих пациентов постарше я видел эту формулировку бессчетное множество раз и не придавал ей большого значения. Зато теперь, в возрасте сорока пяти лет, мне вдруг захотелось узнать об этом побольше. Сколько кальция отложилось в моих артериях и где именно он скопился? Рентгенолог сказал, что снимок КТ слишком низкого разрешения, чтобы по нему можно было ответить на мои вопросы.

Вернувшись в свой кабинет, я запустил на компьютере калькулятор Фрамингема – программу оценки риска развития сердечно-сосудистых заболеваний и сердечного приступа в ближайшие десять лет. Я ввел туда свой рост и вес, давление и количество холестерина в крови и поставил отметки, что я не курю и не страдаю сахарным диабетом. Программа выдала мне прогноз на десять лет, оценив риск сердечного приступа в 2 %, и иных неполадок с сердцем (в том числе инфаркта и стенокардии) – около 7 %. Прогноз крайне благоприятный. Я предполагал, что программа недооценивает реальный риск возникновения проблем с сердцем, потому что не учитывает то обстоятельство, что я родом из Индии и у меня в семейном анамнезе предостаточно сердечно-сосудистых заболеваний.

Мой брат Раджив, тоже кардиолог по профессии, предложил мне пройти стресс-тест на беговой дорожке, несмотря на то что, когда я играл в теннис по выходным, у меня не возникало никаких отрицательных симптомов.

Стресс-тест позволяет обнаружить коронарную блокаду только в том случае, если бы кровоток был нарушен на 70 и более процентов; я был практически уверен, что мой недуг далек от такой стадии.

Я решил, что лучше заглянуть в свои коронарные артерии с помощью неинвазивной КТ-ангиографии. Каждый год в День отца мне на электронную почту приходит спам, рекламирующий это обследование: «Убедитесь, что ваш папа – не один из тех сотен тысяч мужчин в Америке, которые лишь кажутся здоровыми, но в их груди бьется бомба замедленного действия». Мне было непривычно от мысли, что я, возможно, стал одним из таких людей. Я позвонил доктору Трост, рентгенологу нашего кардиологического отделения, и записался на процедуру. Она заверила меня, что риск сердечно-сосудистых заболеваний у меня низкий, но согласилась с моими доводами: «Ради вашего спокойствия, думаю, исследование сделать все-таки стоит».

Таким образом, ранним июньским утром я пришел на обследование. Пока я лежал на столе, выдвинутом из-под С-образного сканера-томографа, рентгенолаборант поставил мне капельницу. На этом снимке, в органе размером с грейпфрут, должна была быть заметна миллиметровая бляшка, двигающаяся со скоростью 300 миллиметров в секунду. С помощью капельницы в мои вены подавался бета-блокатор, который замедлял ритм моего сердца и позволял предотвратить размытие на снимке. Чтобы расширить артерии в моей груди для более отчетливой их визуализации на снимке, мне положили под язык таблетку нитроглицерина. После нескольких предварительных снимков медсестра ввела мне в вену контраст – рентгеноконтрастный краситель, непрозрачный на рентгеновских снимках. «Сейчас вы почувствуете равномерное тепло», – сказала она, а я тем временем краснел, полагая, что я обмочился. На итоговый снимок ушло менее минуты.

Закончив с расшифровкой снимков, доктор Трост позвала меня в комнату управления при рентгенологическом кабинете. Серо-белые снимки были вывешены на большом экране. Во всех трех моих коронарных сосудах, словно радиографические помехи, виднелись белые крупинки. Основная артерия, питающая мое сердце, была перекрыта на 30–50 % со стороны клапана, и на 50 % – в центральной ее части. В двух других коронарных артериях тоже имелись небольшие бляшки. Сидя в этой темной комнате, я словно впервые увидел будущее – мне приоткрылась тайна собственной смерти.

Пожалуй, наиболее важное событие в моей жизни произошло еще за пятнадцать лет до моего рождения. В один знойный июльский день 1953 года в Индии внезапно скончался мой дед по отцовской линии.

Как это нередко бывает с семейными трагедиями, необычные обстоятельства его смерти со временем приобрели мистический оттенок. Все были согласны с тем, что утром того дня, когда мой дед погиб, его укусила змея, притаившаяся между мешков с зерном в его маленьком канпурском магазинчике. Он не рассмотрел змею и не знал, к какому виду она относилась, но в Индии змеиные укусы – это вполне обыденное явление, и все утверждают, что мой дед нормально себя чувствовал, когда вернулся домой на обед.