Константин Токаревич - По следам минувших эпидемий

Бесконечные войны, ужасающее антисанитарное состояние большинства населенных мест, голод способствовали возникновению инфекционных эпидемий в XVI и XVII веках. Большинство врачей, заметив эту связь, считали, что именно нужда, скученность, неопрятность и дурной воздух являются непосредственной причиной заболеваний тифом.

О зловещей роли кровососущих насекомых — переносчиков сыпного и возвратного тифа — не догадывались достаточно долго. Напомним несколько имен ученых, открывших своими исследованиями новую эпоху в познании паразитарных тифов. Это прежде всего наши соотечественники — врачи городской больницы в Одессе прозектор Г. Н. Минх, впоследствии профессор Киевского университета, известный трудами по чуме и проказе, и ординатор О. О. Мочутковский, впоследствии профессор Клинического института для усовершенствования врачей в Петербурге. Сто лет назад опытами самозаражения они доказали циркуляцию возбудителей сыпного и возвратного тифов в крови больных. Высказанное ими предположение о том, что переносчиком этих болезней являются кровососущие насекомые, вызвало в то время ироническое отношение со стороны врачей.

Только в начале XX века роль кровососущих членистоногих в передаче возбудителей сыпного тифа научно обосновали Станислав Провачек и Говард Риккетс, погибшие от сыпняка. Шарль Николль своими экспериментами на обезьянах показал, что единственным путем передачи сыпного тифа является укус зараженной вши.

Однако необразованный народ более чем снисходительно относился к кровососущим насекомым. Каких только нелепостей и басен не рассказывалось об этих «домашних животных». Говорили, например, что вши «появляются от неприятности», «с досады». Существовало верование в каких-то «подкожных» вшей. Против этой несуществующей разновидности предлагались даже особые «рецепты»: «…А коли вошь подкожная, — берите гусиного сала, чистейшего, столовую ложку, чайную сулемы, три капли веских ртути, разотрите все это семь раз на блюдце и черепочком фаянсовым мажьте. Ежели деревянной ложкой или костью будете тереть, — ртуть пропадет; меди, серебра не допускайте, — вредно!» (М. Горький. «Детство»).

Насколько прочно вошли переносчики сыпного и возвратного тифа в обиход дореволюционной России, свидетельствуют даже названия населенных пунктов, например деревня «Вшивая спесь» в повести Н. В. Гоголя «Мертвые души», квартал Петербурга «Вшивая биржа» — на углу Невского и Владимирского проспектов, где на тротуаре работали холодные парикмахеры. Эти насекомые фигурировали во многих пословицах и поговорках: в них вши наравне с тараканами порой служили показателями достатка («Заведутся вши — дела хороши»), или, напротив, — символом бедности («В одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи»).

Народная «профилактика» и лечение заразных болезней, в том числе сыпного тифа, были построены в основном на обращении к святым. Поэтому столь прогрессивно звучат слова Петра I, приписываемые ему А. Толстым: «От богословия нас вши заели…»

Кое-где в деревнях принимали и другие «профилактические» меры. Об одной из них упоминает К. Федин в романе «Города и годы». По случаю тифа, занесенного из города, «…в селе посажена за прялку девушка лет двенадцати, прясть суровую нитку длиною в окружность села. Этой ниткой в полночь она обнесет Пичеур, чтобы оградить его от заразы. Пряха должна быть непременно целомудренной. Пока она прядет, к ней допускают одних старух. Иначе нитка не будет иметь силы».

Источником инфекции является больной человек. Насосавшись крови больного, платяная вошь (названная так потому, что поселяется в складках одежды) становится заразной для здоровых людей через 4–5 дней. Возбудитель тифа — мельчайшие микроорганизмы риккетсии — проникает в пищеварительный тракт вши с кровью больного и здесь размножаются. Когда в клетках, выстилающих изнутри стенки кишечника, скапливается множество риккетсий, клетки разрываются и риккетсии выделяются наружу. Они загрязняют тело и белье еще здорового человека, на котором паразитируют вши. Расчесывая от укуса тело, человек втирает в ранку испражнения вши вместе с риккетсиями. С момента циркуляции возбудителя в крови начинается инкубационный период болезни.

В редких случаях заражение риккетсиями Провачека может осуществиться через воздух. Такой случай, имевший место в действительности, описан в романе В. Каверина «Открытая книга». В одном из московских институтов заражали белых мышей для получения сыпнотифозной вакцины. «Все шло хорошо. Мыши лихорадили, кашляли, чихали — словом, вели себя именно так, как им полагается. Первые препараты были уже получены и испытаны с хорошим результатом». Но вот заболевает лаборант, приготовлявший вакцину, через несколько дней — швейцар-гардеробщик, не заходивший ни в лабораторию, ни в виварий, и, наконец, сотрудник иностранной миссии, интересовавшийся достижениями современной науки, который только прошел по коридору вдоль стены, за которой находился виварий. Стало ясно, что инфекция передалась через воздух.

У большинства людей заболеванию предшествуют разбитость, апатия, головная боль. Потом начинается острый период с высокой температурой, возбуждением, бредом и галлюцинациями. Для сыпного тифа типичен фантастический бред устрашающего характера, прекрасно переданный в рассказе В. Катаева «Сэр Генри и черт», снабженном подзаголовком «Сыпной тиф»: «…От жары и духоты у меня в ухе завелись крысы — целое вонючее крысиное гнездо. Маленькие крысята возились и царапались, а большие крысы тяжело и мягко лежали на дне гнезда. Это было отвратительно. Я изнемогал от жары. Сколько времени возились у меня в ухе крысы, я не знал. Много раз волшебные стекла загорались и меркли. Лампочка на потолке много раз наливалась каленой краснотой, сияла, гасла, и косматая папаха, висящая над моим изголовьем, продолжала цвести такой же черной громадной хризантемой, распространяющей запах козла! А крысы все копошились и копошились, и с каждым часом их становилось все больше и больше».

К. Паустовский, заразившийся сыпным тифом, как он думает, при пересадке на станции Самтреди в поезд, идущий на Поти, в очерке «Пламенная Колхида» воспроизвел содержание своей галлюцинации: «На полу около моей койки сидел красноармеец в мятой грязной шинели. У него на голове была облезлая папаха из искусственной мерлушки с пришитым наискось лоскутом выгоревшего на солнце кумача. Папаха была велика ему и наползала на землистые прозрачные уши… Морщась от боли, он разматывал заскорузлый от высохшей крови грязный бинт у себя на ноге… От ноги красноармейца шел тяжелый запах запущенной раны.