Николай Амосов - Мысли и сердце

— Все правильно. Я и собирался это делать, но, к сожалению... К сожалению, успел очень мало. Написал «Моделирование психических процессов», в котором дал общие алгоритмы психики. Не улыбайтесь, они не настолько общие, чтобы по ним нельзя создавать эвристические модели 36. С тех пор дело не стояло на месте, и одну из наших моделей успешно программируют на машину. Правда, как она будет действовать, я не знаю.

И не узнаешь, боюсь... Он и сам об этом подумал.

— Дальше. Моделирование организма, так сказать, в приложении к медицине. Эти работы вы знаете. Ваши истории болезни, что Володя переводит на перфокарты, — это обобщенная модель больного человека. Правда, абстрагирование значительное, но я сказал ему, как быть дальше. Структурная модель человека — если это осуществится — другой пример реализации общей идеи.

Все это зависит и от меня. Я тоже должен это двигать...

— Ну и, наконец, последнее. Социология. Здесь я почти ничего не успел. Лишь кое-что наметил. Вот тут написано. Суть в следующем. Создана обобщенная модель человека и разработаны принципы синтеза из таких моделей человеческих коллективов. К сожалению, опять только принципы!

Засмеялся. Самому смешно — насчет принципов. Видимо, его утомил разговор. Доказывать свою правоту оппоненту. Это всегда волнует, даже если противник не очень сведущ.

— Мои помощники, я надеюсь, сумеют реализовать многое из того, что намечено. Я еще забыл упомянуть о работе Ирины. (Он уже не прибавляет «Николаевны». Что от меня скрывать?)

— Конечно, если бы мне целый институт... да годы. Знаете, эта реализация принципов — ужасно трудоемкая штука. А без нее, конечно, не звучит. Понимаю.

Тема разговора иссякла. Очень интересно посмотреть бы эту «обобщенную модель человека», но он уже устал. А для чтения она не готова. Кому он оставит в случае смерти? Наверное, теперь уже не мне. Приходят к нему ребята, хотя бы этот аспирант Алик. Да и Ирина тоже... Ничего, они мне дадут. Нет, сам не попрошу — стыдно будет.

Они не простят, если что... Скажут: «Чего вы тянули?» Разве объяснишь: «Не мог». — «Обязан!» Но ведь это не он один — Саша. Есть еще Юля. Есть мальчик с рецидивом после тетрады... А все те, кому просто отказал?.. Нужно уходить... Он устал. Вон глаза даже прикрыл. Встаю.

— Молодец вы, Саша. Но я, пожалуй, пойду. Век роботов, слава Богу, еще далеко.

— Не так далеко, как вы думаете. Ваша Леночка и мой Сережа вполне могут дожить.

— Не знаю... Остановить все равно нельзя, как вы говорите. Я подумаю обо всем, Саша. До свидания. Пошел.

Ухожу.

Нарочно намекнул ему. Нужно как-то поднимать настроение, дать надежду. Может быть, я решусь? Так надеялся на камеру...

Бреду по коридору, грустный. О больных узнать, на завтрашних взглянуть, и иди домой, именинник...

Посмотрел. Все хорошо. Поднимаюсь на третий этаж в кабинет.

Ого! Что это за сборище у дверей? Почему они без халатов?

Впереди Дима, Дмитрий Алексеевич.

— Михаил Иванович, просим вас разделить с нами маленькую компанию. Мы решили отпраздновать мою защиту...

Компанию. Что за компанию? Ах да, защита была... вскоре после того дня.

Петро:

— Раз вы отказались пойти в ресторан, то мы рискнули организовать здесь в зале. Очень скромно, очень!

Юбилейный банкет. Замаскированный. Начальство, слава Богу, поняло, что подследственных не чествуют, и сделало вид, словно не знает о моем шестидесятилетии. Я им благодарен за это. А в глубине души все-таки плачет маленькая обида: «Хотя бы по телефону поздравили. Будто я и не сделан ничего в своей жизни». Придавить. Все правильно.

— Ребята, я вас просил ничего не делать. Вы понимаете, что мне не до того? Даже если отбросить все обстоятельства...

Галдят:

— Мы вас очень просим, очень просим. Марья:

— Тяжелых больных в клинике нет, все хорошо... посидим... немножко!

Все хорошо! Как быстро забывается...

Смутно в душе. Первый импульс: «Отказаться». Не хочется даже видеть веселых лиц. Потом: «Обидятся». Жалко их.

И так хочется, чтобы кто-то поддержал, пожалел...

Стоят, ждут. Смотрят, очень хотят. Нельзя отказать, нельзя.

— Ладно.

Смех, аплодисменты. Они ничего не понимают. И они не были в том виноваты... Еще — молодость.

— Усаживайтесь, я сейчас.

Вхожу в кабинет. Один.

Нужно снять халат, надеть пиджак и туфли. Ни к чему сидеть в халате.

Не люблю я этих праздников в клинике: веселье, выпивка, а тут — больные. Поставь себя на их место — каково? Правда, в этом крыле нет палат и в общий коридор не слышно, но все равно отравляет само сознание соседства. Обычно не разрешаю. Есть рестораны. Но не прогонишь же их сегодня, раз уже все накрыто?..

Покурю и пойду.

Речь придется говорить. А что им скажешь? «Работайте честно»? «Дерзайте»? Вот — дерзнул. Ну их к черту, с этим празднеством... Когда чувствуешь себя слабым и изломанным, когда потеряна вера в себя... Где уж тут поучать?

А как было бы хорошо — если бы все одни удачи... Восседал бы эдакий почтенный юбиляр. Впрочем, на больших юбилеях тоже противно. «В расцвете творческих сил...», а старику семьдесят лет, песок сыплется. Но у тебя-то не сыплется еще?

Ну ладно, нужно идти. Как-нибудь переживу, раз уж ребятам так хочется. Надеюсь, прославлять не будут — знают, что не люблю.

Вхожу немного смущенный. Народу-то сколько!

Конференц-зал совсем необычный. Где это столько столов взяли? По всем трем стенам. Так странно видеть их всех «в гражданском». Девушки приоделись, даже не узнаешь. Вон Люба, Димина помощница, просто красотка. И Марина, будто королева, улыбается. Разве подумаешь, что такой ведьмой бывает в операционной?

— Михаил Иванович, вот сюда, пожалуйста, в центр.

Семен берет меня под локоть и ведет, как свадебного генерала. Все стоят и ждут. Ужасно неловко.

— Ну, садитесь же, садитесь, что вы на меня все уставились? Прошу, пожалуйста, не забывать правила игры!

— Как же, помним!

«Правила» — это чтобы без подхалимства. Все садятся. Шум, оживление. Я оглядываюсь. Любопытно. Рядом — Марина. Хорошо. Операционная сестра — самый близкий человек для хирурга. Не зря они часто женятся или романы крутят. Но я не грешен. Давно не грешен, очень давно. С другой стороны — Петро. Скучный сосед! Потом Дима.

— Ти-ше!

Это Петро. На правах старшего.

— Тише, товарищи! Хотя тосты в нашем обществе и не приняты, но все-таки для порядка нужно бы тамаду выбрать? А?

— Семена! Семена!

Тот встает, раскланивается с претензиями. Артист.

— Благодарю за доверие! Гости дорогие, пейте, ешьте, не стесняйтесь.

Оглядываю стол. Еда — так себе, больше салатов, колбаса. На всех бутылках есть этикетки. Спирта брать не разрешаю. Но не уверен, что без обмана. Спирт в клинике — это валюта в экономических сношениях с внешним миром. Но самим — ни капли. А около меня — коньяк. Знают слабость, черти.