Владимир Найдин - Реанимация Записки врача

Походил еще по залу. И спокойным упругим шагом, на груди блестит значок «Мастер спорта», проплыл к выходу. Но здесь к нему подошел скромный молодой человек с военной выправкой и тихим, даже дружелюбным голосом предложил вернуться в зал и положить на место тот предмет, который он по рассеянности унес. Матюха возмутился, выпятил челюсть.

«Ничего я не брал», — брызжа слюной, заорал он, выскочил на улицу и нырнул в близлежащие кусты. А за ним никто и не погнался.

«Вот интересно}» — подумал Антон и пописал на нервной почве в те же кусты, где он прятался.

Потом он перебрался в другие кусты, поближе к выходу, потом купил и съел эскимо, зорко оглядывая всю проходящую публику. Ничего подозрительного не заметил и прошел прямо в чугунные ворота ЦПКиО им. A.M. Горького.

Наша группа уже миновала ворота, и мы его больше не видели. Он рассказал нам это все через три года. Именно столько ему «припаяли» за кражу. Прямо в воротах его арестовали, надели «браслеты» и отвезли в ближайшее отделение милиции. Еще и укоряли:

«Наш товарищ вас предупредил? Предупредил. Вежливо? Очень. Это вас и сбило с панталыку. Гаркнул бы: «Положь на место, скотина!» все бы и закончилось благополучно. И потом, что же вы такой упрямый? Вам же сказали положить назад. Теперь статью придется шить. Уж извините. Сами понимаете — международное положение обязывает».

Из института поперли, звания мастера спорта лишили, заключили в Бутырскую тюрьму. Поместили в камеру на пятьдесят восемь человек, в которой парилось почти девяносто. Спали по очереди. Какой-то кошмар! Еще вчера орал: «Полтинничек!» И мылся в теплом душе два раза в день. С туалетным мылом и шикарной мочалкой. А здесь два раза в месяц, хозяйственное мыло и носовой платок вместо мочалки. Вот тебе и сходил в ЦПКиО. Судьба — индейка. Лучше бы на эти часы и не глядел. Но браслетик, конечно, хорош! Симпатичный браслетик, веселый. Однако, садиться из-за него? Покорно благодарю.

Так по дурости и сел. Жена его (он еще и женат был, во как!) наняла хорошего адвоката, тот помог скостить срок. Но самое главное, она добилась, чтоб его не посылали в лагерь, а оставили в тюрьме — здесь идут другие зачеты. А еще она вспомнила, что в той давней, прежней жизни он был хорошим скорняком, специальное ФЗУ оканчивал. Подбирал мех, кроил, шил.

Это заинтересовало окружающую публику (не заключенных, конечно) — контролеров, специалистов по режиму, начальство. Не столько их самих, привыкших к военной форме, сколько их нежных жен, происходивших из глухих провинций и столичного меха не нюхавших. Но вожделевших.

Матюха быстренько подобрал и скроил миленькую шапочку — пирожок для жены «кума».

Хоть простенький зайчик, но очень шел к ее весьма скуластому личику. Антон ее не видел никогда. Но догадался, что надо «мордоворот» слегка облагородить. Все ахнули!

Посыпались заказы. Ему отвели отдельную хавирку, обеспечили инструментом и добавили питание, «бациллу». Зажил человек!

Он чувствовал мех исключительно хорошо. Наверно, поэтому у него самого на груди волос был гладкий и упругий, как нерпа. Плыть было сподручней. Но это в прошлой жизни. Плавание вообще для него закончилось навсегда. Когда он вышел, ему плавать расхотелось. Он устроился в меховое ателье. Помог крупный начальник. Матюха ему еще в тюрьме сшил каракулевую папаху. Тот гляделся в ней очень эффектно, как Чапаев на тачанке.

Вот так и закончилась эта история. След Матюхи затерялся в дебрях моей биографии. Кто-то рассказывал, что он все-таки восстановил звание мастера спорта. Наручных часов никогда не носил, только карманные, дорогие. Он в этом хорошо разбирался.

Полковой стадион был самодельным, доморощенным и располагался на пологом склоне.

Одну стометровку идешь вниз под уклон, а вторую уже топаешь вверх. Вообще на стадионах так не полагается — все должно быть ровным, иначе страдает спортивная техника. Но зато вокруг были настоящие луга и поле. И роща совсем невдалеке, потому воздух был всегда ароматным, пьянящим и свежим. Он пьянил меня вечно юными запахами: свежескошенной травы, цветов, нагретой солнцем земли. А если я тренировался вечером, то пахло туманом, росой и дальними кострами. Мне хотелось не только вдыхать эти запахи, но и глотать их.

Это были прекрасные тренировки. Голень выхлестывалась далеко вперед и пружинисто опиралась на пятку, корпус проносился на прямой, чуть прогнутой назад в колене ноге. Наконец, руки мерно, как шатуны, двигались вдоль туловища, и согнутые локти далеко уходили за спину.

Я учился спортивной ходьбе. Этому редкому виду спорта. Почему-то он вызывает смех у обывателя. Его смешит, что здоровые мужчины так вихляют задами. Больше ничего смешного нет. Остальное — скорость, выносливость, терпение — может вызывать только восхищение и удивление. Попробуйте-ка пройти двадцать километров за полтора часа! Десять километров — за сорок пять минут, то есть двенадцать километров в час! А самая быстрая, но обычная, неспортивная, ходьба — только шесть километров в час. Значит, спортивная вдвое быстрее.

Но все это я узнал позже, а вначале причина моего спортивного выбора была куда прозаичнее: я хотел поехать на соревнования. На любые, в любое место, в любое время. Потому что я только восемь месяцев служил в армии и стремился разнообразить свою солдатскую жизнь.

И вот я иду. На мне белая майка, защитные галифе и синие тапочки. Я похож на молодого Папанова из «Берегись автомобиля», который готовится сажать клубнику на своем участке. В довершение сходства у меня так же коротко стрижена голова — чуть больше, чем под «нулевку». Другой формы у меня пока нет. Начальник физподготовки полка капитан Сапрыкин — худой и жилистый, все лицо в жестких складках — сказал на построении:

— В июле — спартакиада округа. У кого есть таланты, заявите младшим командирам. Тренировки ежедневно по два часа. У меня все. Вопросы?

Вопросов было много, главным образом со стороны «сачков» — любителей побездельничать: чем будут кормить и дадут ли увольнительные на время тренировок.

— Довольствие — по уставу. Тренировки, — капитан показал большим пальцем за плечо, — на нашем стадионе. «Сачки» не пройдут! — вдруг закончил он под дружный смех. И уже тише добавил: — Старательным — поощрение.

Вот я и решил войти в число старательных. Хотя под поощрением понимал нечто гораздо более широкое, чем какую-нибудь грамоту или лишнее увольнение. Небольшой, малюсенький выход из надоевшего режима, хотя бы видимость возврата к доармейской жизни. Ну и еще были мысли насчет спортивных достижений, своего физического развития — силы, выносливости. Кто ж из молодых людей не хочет быть здоровенным парнем?! Тайно или явно — все хотят. К сожалению, не у всех получается…