Эллен Шелл - Голодный ген

Над Нэнси, уже лежащей на операционном столе, суетится целый отряд медсестер и врачей. По лицу миссис Райт видно, как ей худо; кажется, она вот-вот закричит. Но нет. Наконец иглы и трубки сделали свое дело. Веки Нэнси дрогнули и сомкнулись, анестезиолог зафиксировал их, чтобы предохранить роговицу от высыхания. Дыхание крепко спящей пациентки поддерживается специальной аппаратурой. Лицо прикрыто пластиком — вероятно, во избежание нечаянного повреждения хирургическими инструментами. С виду в ней не больше жизни, чем в расставленном вокруг медицинском оборудовании.

Мун помогает медсестрам расстелить на теле Нэнси многочисленные слои стерильной ткани. Обнаженной остается лишь часть живота — прямоугольник величиной с крышку обувной коробки. Хирург смазывает белую кожу пациентки оранжевым антисептиком. Дряблая плоть колышется, как студень. Черной шариковой ручкой Эдвард обозначает слегка дрожащую поначалу линию будущего разреза — от грудины до пупка, сантиметров двадцать длиной. Медсестра подает скальпель Габр-Мадхину, врачу-ординатору. Тот с нажимом проводит острием по намеченному вектору: раз, другой, третий, снова и снова. Кожа широко расходится вместе с лежащим под ней жиром. Студент-практикант зябко вздрагивает. Нет, это не испуг, что вы! «Точь-в-точь, будто гамбургер режут», — шепотом объясняет он мне свою реакцию. Под лампами операционной открытый жир отсвечивает желтизной. Ассистирующие медсестры стоят молча. Габр-Мадхин и Мун обмениваются взглядами, кладут ладони на живот Нэнси, каждый со своего края разреза, и, надавливая, разводят его в стороны. Ни дать ни взять глубокое ущелье с крутыми скользкими склонами, испещренными красными прожилками сосудов. Обошлось почти без кровотечения.

В книге «Мудрость тела» профессор Шервин Б. Ньюлэнд, клинический хирург Йельского университета, пишет, что схематически желудок можно представить как большой мешок, в который сверху вставлена мышечная трубка, идущая ото рта. Снизу выходит другая трубка и — где прямая, где аккуратно свернутая — тянется до анального отверстия; ее общая длина достигает примерно 7,6 м.

Вся описанная конструкция в целом составляет желудочно-кишечный тракт, включающий в себя (если не вдаваться в подробности) пищевод, желудок, тонкую, толстую и прямую кишки. Хозяйство это расположено у нас в животе.

…Тем временем руки доктора Муна проникают в брюшную полость, самую большую в человеческом организме. Как археолог в раскопе, он обнаруживает все новые и новые находки. Пупочная грыжа — она почти всегда сопутствует тучности. Дальше — напряженная пурпурная масса печени. Эдвард пальпирует ее. При ожирении — он говорил мне об этом раньше — печень может разрастись до чудовищных размеров. «Иногда становится такой же огромной, как у лошади-тяжеловоза» — это его слова. У Нэнси, слава богу, до этого не дошло. Мун аккуратно отодвигает печень, чтобы добраться до верхней части желудка. Руки Эдварда по локоть погружены в чрево пациентки, вслепую нащупывая место, где желудок соединяется с пищеводом. Тянутся долгие секунды, брови Муна сошлись к переносице. Повисла мертвая тишина. Работа непростая. Ассистирующий хирург, женщина молодая, но тем не менее в профессиональном отношении многоопытная, и та затаила дыхание.

Наконец руки Муна нащупали искомое. Он оборачивается ко мне. Взгляд из-под слегка запотевших очков над стерильной маской светится торжеством. Эдвард выводит желудок в операционное поле. «Правда, хорош?» — спрашивает меня доктор Мун.

Бариатрическая хирургия, или хирургия ожирения, имеет сложную историю, насчитывающую сотни лет. Однако первая современная операция такого рода была произведена только в 1889 г. Говардом А. Келли, основателем и первым профессором факультета акушерства при Университете Джона Хопкинса. Келли был изобретательным хирургом, новатором в области операционных приемов и инструментария. Порой он избавлял пациентов от излишков подкожного жира как бы походя, заодно — когда они ложились под нож по причинам иного рода.

В следующие несколько десятилетий из Франции, Германии и России доходили единичные сообщения о схожих операциях. Лишь в начале 1920-х гг. хирургия ожирения стала если не модной, то, по крайней мере, более распространенной. И все яснее становилось, что иссечение жира — метод небезопасный и не вполне надежный. Сопутствовавшие ему инфекции и кровотечения, которые приводили порой к летальному исходу, умерили вспыхнувший было энтузиазм и заставили серьезных хирургов задуматься. К середине XX века бариатрическая хирургия окончательно утратила поклонников — кроме разве что нескольких несгибаемых фанатиков. Джордж Блэкберн не относится к их числу.

Блэкберн, руководитель Центра по изучению питания при Медицинском центре диаконис — Бет-Израэль, — седовласый господин среднего роста, подстриженный на школьный манер. Во взгляде светится ясный ум. Лицо покрыто загаром, как у заядлых игроков в гольф. Хотя он вряд ли может считаться таковым. Блэкберн давно оставил любимое занятие — описанные выше операции по наложению желудочного анастомоза, — но по-прежнему читает лекции, консультирует, участвует в медицинских коллегиях и комиссиях.

Подобно Муну, Блэкберн прошел в Гарварде курс общей хирургии. Как и он, проявил особый интерес к желудку. Его коньком стала язвенная болезнь. Тогда, в начале 1960-х гг., медицина еще не знала, что язвы часто имеют бактериальное происхождение и могут излечиваться антибиотиками. Обычной практикой в тяжелых случаях было хирургическое вмешательство, подразумевающее удаление всего желудка или его существенной части. Вообще-то жить — и даже вполне пристойно — можно и после такой операции (если, конечно, она пройдет успешно), соблюдая определенную строгую диету, поглощая пищу небольшими порциями, но часто и ежедневно принимая витамины. Хуже другое: послеоперационные кровотечения и инфекции унесли жизни многих пациентов. Существовала и еще одна проблема: прооперированные нередко теряли аппетит и отказывались от пищи. Долго ли может голодать человек без необратимого ущерба для здоровья? Блэкберн заинтересовался этим вопросом и в начале 1970-х гг. решил заняться им вплотную. Даже для первоначальных выводов требовался статистический материал; чтобы получить таковой, Джордж нуждался в добровольцах. Он дал объявления в бостонские газеты, в глубине души полагая, что если кто и откликнется, то очень немногие. «Я был поражен количеством волонтеров, — вспоминает Блэкберн, — нет, это не то слово: ошеломлен».

Сначала его потрясло количество добровольцев, потом — их габариты. Почти все пришедшие страдали избыточным весом. У многих было ожирение. К тому времени Блэкберн еще не имел опыта работы с тучными людьми. Как и многие его тогдашние коллеги, он считал, что патологическая полнота вызывается обжорством и нежеланием отказаться от лишней порции. И надо же: десятки толстяков сами вызвались существовать впроголодь не день, не два, а несколько недель! Они были более чем счастливы попоститься!