Станислав Долецкий - Мысли в пути

За три недели до поступлений в клинику, 16 февраля 1967 года у Королева Олега Викторовича появилась припухлость справа, в области печени, которая увеличивалась на фоне общего ухудшения состояния здоровья. Больной таял на глазах.

Это был тот случай, когда родственникам обычно говорят: «Медицина бессильна, теперь вся надежда на организм».

Валерий Акопян сделал «все по науке» — вскрыл печень, обнаружил абсцесс величиной с кулак и выпустил гной. Затем вставил в пупочную вену больного катетер (резиновую трубку), установил капельницу и стал лить прямо в печень концентрированный антибиотик. На девятый день катетер удалили за ненадобностью, на одиннадцатый — рана в печени закрылась, а на пятнадцатый — больной, как говорят хирурги, ушел здоровым. Впрочем, здесь слова «ушел здоровым» чистая символика, поскольку Королеву Олегу Викторовичу было тогда всего два месяца…

30 ноября 1967 года Емельянова Елена Андреевна попала в клинику с острым холециститом и была назначена на операцию. Оказавшемуся в тот момент «под рукой» Акопяну сказали: «Посмотри как печеночник больную. А вдруг?..» После чего последовали уже знакомые нам катетер, капельница, антибиотик. На пятнадцатые сутки десятилетняя девочка выздоровела. Без операции.

Так хирурги — учителя и ученики — рубят сук, на котором сидят, но никто, разумеется, против этого не возражает…

Результат усилий научного коллектива определяется многими условиями. Принято в первую очередь называть удачный подбор сотрудников, наличие плодотворной творческой идеи, хорошо оборудованные лаборатории, заинтересованность участников работы в проводимых исследованиях и многое другое.

Однако в последние годы все чаще, и не без оснований, эффективность тех или иных учреждений и институтов связывают с обстановкой, или, точнее, атмосферой, нравственным климатом, которые там присутствуют.

Попытка с разных сторон подойти к этому сложному вопросу породила не сходные между собой разделы. Здесь и разбор нашумевшей повести о хирургической клинике и ее начальнике, и беседа двух старых друзей, испытывающих трудности в связи с необходимостью управлять сложным организмом — конгломератом молодых научных работников, и разговор только начинающих свой путь специалистов, которые на досуге обсуждают достоинства и недостатки своих «шефов». И, наконец, стремление понять, каким должен быть современный ученый, каковы перспективы его развития.

Умышленно я не ограничился рассмотрением одной проблемы руководства. Не потому, что недооцениваю ее значения. Как раз наоборот. Талантливый руководитель может при этих, казалось бы, довольно скромных возможностях творить подлинные чудеса. И все-таки работа многих коллективов показывает, что чем раньше его члены станут единомышленниками, чем энергичнее и инициативнее они включатся в общее дело, тем результат появится раньше.

Иными словами, важно, чтобы каждый сотрудник, чем бы он ни занимался, знал «свой маневр». В чем этот маневр заключается, нам и предстоит разобраться…

Конец сентября. Две недели продленного лета пролетели, как один день. А сейчас в руке у меня легкий чемоданчик. Даже не верится, что через два часа буду дома, где меня ждут «переменная облачность, порывистый ветер, осадки по области. Температура воздуха 3–5 градусов».

Впереди меня к самолетному трапу продвигается высокий, чуть сутулый мужчина. Что-то знакомое в наклоне головы и затылке. Жду, когда он повернется. Бог мой! Да ведь это Сергей. Мы не виделись с окончания института. Мгновенно в памяти возникает все, что я о нем помню и знаю. Хороший парень. Серьезный. Чуть суховатый. Способный. Директор большого многопрофильного института. Вначале не очень-то ладилось. Донимали комиссии. Теперь все обошлось…

— Сережка! Это ты? — Мы обнялись.

В самолет сели последними. Хорошенькая стюардесса задержала взгляд на Сергее.

— Будьте добры, — попросил он ее, — мы не виделись со старым другом сто шестьдесят лет. Как-нибудь посадите нас рядом.

— Странное дело, — улыбнулась девушка, — не виделись сто шестьдесят, а больше восьмидесяти вам не дашь.

Мы с Сергеем поняли, что выглядим на сорок, и почувствовали себя молодыми. Через несколько минут, после беспорядочных вопросов и ответов, оказалось, что нас волнуют одинаковые проблемы. Оба мы читали статью Петра Леонидовича Капицы о творческой молодежи в «Вопросах философии», и разговор начался с этого.

— Ты понимаешь, — сказал Сергей, — самые большие огорчения, хлопоты и волнения за последнее время я испытал именно в связи с теми сотрудниками, которые дают больше всего выхода научной продукции. Они явились поводом для многих отрицательных эмоций, и я без особой радости жду встречи с ними. Получается так: с ними трудно, а без них невозможно.

— Расскажи мне, в чем же дело.

Сергей задумался.

— Хорошо, — сказал он после непродолжительной паузы, — я попробую обрисовать тебе серию характеров. Речь пойдет не о гениях, а о наиболее способных и, можно сказать, талантливых ребятах. Наберись терпения — их около двадцати…

Первый из них элементарно недисциплинирован. Он не в силах заставить себя сделать работу вовремя. Рисунки и таблицы к докладу готовит преимущественно накануне. Записать задание и его срок наотрез отказывается: «Зачем? У меня отличная память!» Когда выясняется, что он не успел выполнить поручение, он или бормочет жалкие слова, или смотрит искренним и преданным взглядом, утверждая, что ничего подобного от него и не требовалось. Попытка давать ему письменные предписания вызывает обиду: «Разве я маленький?» Подчиненные ему сотрудники, влюбленные в своего шефа, впитывают и его достоинства, и недостатки. Работы их тоже должным образом не выполняются, и между ними всегда периодически возникают усложненные отношения.

Второй — скептик, критикан и ругатель. Ему все не нравится. Все он берет под сомнение. Для ученого качество это в общем неплохое. Но свои замечания и вопросы он облекает в такую форму, что не только мне, но и его коллегам становится тошно. Вероятно, он не умеет контролировать свою мимику. Лицо делается злым и подозрительным. Тон — инквизиторским. Представь себе, на заседании, когда решается большая принципиальная проблема, он встает и подчеркнуто вежливо начинает: «Позвольте задать вопрос. Недавно вы еще сами утверждали… а вот теперь вы противоречите себе…» И далее в том же духе. Вопрос зачастую ставится правильно, но в такой резкой, обидной форме, будто из всех возможных вариантов избран самый бестактный и неделикатный. Когда он полемизирует, то можно подумать, что его оппоненты — личные враги. Если добавить, что при этом он рядится в тогу правдолюбца, то ты понимаешь, с каким настроением мы иногда расходимся после совещания!