Станислав Долецкий - Мысли в пути

Ребят быстро развернули, и мы мгновенно затампонировали марлевыми салфетками обе раны. Все облегченно вздохнули. Небольшой перерыв. Затем, осторожно сдвигая салфетку, мы останавливали кровотечение из появляющихся из-под нее сосудов. Одни коагулировались электроножом. Другие прошивались. Особенно тщательно был ушит спинномозговой канал. Тоненькие корешки спинного мозга были отделены от оболочки и погружены в просвет твердой оболочки. Из близлежащих мышц выкроены лоскуты на ножке, которыми спинномозговой канал был дополнительно тампонирован, чтобы возможная инфекция снаружи не проникла внутрь. Дальше была разделена прямая кишка. Крестец был покрыт мышечными пластами. Осталось пересечь кожу сзади.

И вот на столе лежат два полностью отделенных друг от друга маленьких мальчика. Одного оставили на этом столе. А другого, окруженного процессией больших людей, руки каждого из которых держали то наркозную трубку, то капельник, то самого ребенка, — понесли на другой операционный стол.

Через три часа в двух кроватках, в отдельной палате спали два человека: Федя и Петя…

Правда, не все было так гладко, как здесь рассказано. Мы не полностью рассчитали кожные лоскуты. Оказалось, что во время операции, благодаря дополнительным разрезам, рану удалось прикрыть собственной кожей малышей. Хотя к заимствованию кожи был подготовлен их отец. Именно его кровь, а не кровь матери годилась ребятам. До операции прямые переливания крови были сделаны от отца. В холодильнике хранилась донорская кожа, полученная из специального банка. Но у всех нас создалось впечатление, что хватит своей кожи. Ее, увы, не хватило. Потребовалось лишнее время на заживление раны спины.

В первые дни после операции все мы — шесть хирургов, анестезиологи, сестры, врачи клиники, курсанты цикла усовершенствования — начинали рабочий день со слов: «Ну, как там наши малыши?» Мы вместе переживали и волновались за них. Вот здесь мне и припомнились слова итальянского журналиста, который объяснял мне, почему у них в Италии, когда были разделены дети, вокруг них был поднят такой ажиотаж.

— Нет, суть не в нашей «капиталистической» любви к сенсациям или чьем-то желании сделать бизнес. Понятно, традиции привлекать внимание к необычным явлениям у нас имеются, и от этого никуда не уйдешь. Но наш читатель по горло сыт великосветской жизнью, убийствами, ограблениями и катастрофами. Он очень любит политику и горячо обсуждает внешнеполитические события, внутреннюю жизнь. Однако и это все основательно надоедает. Жулики никогда не переведутся. Политики, как и тысячу лет назад, будут кого-то обвинять или защищать, что-то обещать. В мире постоянно воюют. Одни эти войны считают справедливыми, другие — преступными. Все это, вместе взятое, создает ощущение неуверенности, тревоги, а то и страха. Даже спорт, который должен направлять мысли миллионов людей в сторону благородного соревнования или рыцарских игр. Кухня спорта, особенно профессионального, пахнет не самым лучшим образом и тащит за собой тотализатор и пари, выигрыши и проигрыши. И вот на фоне этой невообразимой суеты и трескучей шумихи неожиданно возникает чистая и благородная мелодия. Ничего особенного. Просто на свет божий появились двое детей, которых природа не разъединила. Сделал это человек. Всем трудно: и детям, и их родителям, и тому, кто поднял руку на творение природы. Но самое неожиданное, что всему нашему народу стала небезразлична судьба этих ребятишек. На задний план отступили будничные дела. Оказалось, что жизнь двух маленьких детей стоит намного больше того, чему мы уделяем порой все наши мысли, время и чувства.

Мы все вдруг поняли, что в мире существует много ценностей, которые творит человек. Открытия ученых. Замечательные машины. Вкусная пища. Произведения искусства. И многое другое. Но главное, ради чего все мы живем и ради чего нужно жить, — это сам человек. Даже очень маленький.

Возможно, мой итальянский друг не говорил тогда дословно того, что здесь написано. Но он мог это сказать. И не обидится на меня, если я так его понял.

— Слушаю.

— Это ты?

— Да.

— Как дела?

— Нормально.

— У меня к тебе просьба.

— Пожалуйста.

— У моей двоюродной сестры есть сын. Мой племянник, значит. Лежал он полгода в туберкулезном санатории. А теперь врачи поставили новый диагноз. Вот у меня на бумажке: «Диафрагмальная грыжа». Сказали, что это по твоей части. Верно?

— Да.

— Посмотри его.

— Хорошо.

— Может, там обойдется без операции?

— Если диагноз правильный, придется оперировать.

— Вот беда. Сестра у меня трусиха. Боится операции до смерти. У нас отец умер под ножом.

— Что у него было?

— Рак. Он уж старый был. Но крепкий.

— Что ж поделаешь…

— Когда можно сестре к тебе приехать?

— Консультативный день пятница. В половине второго.

— Сегодня ведь суббота. Она с ума сойдет — ждать неделю.

— Пусть приедет в понедельник, к восьми утра.

— С мальчиком?

— Конечно. И пусть возьмет выписку из истории болезни и рентгеновские снимки. Врачам скажет — только посмотреть. Мы потом все равно будем делать свои. Но для начала хорошо увидеть их снимки.

— До понедельника она не обернется. В воскресенье, наверное, выписок не дают.

— Хорошо. Пусть приедет в среду, к двум часам дня и скажет секретарю, что ей назначено.

— Спасибо.

— Знаешь, на всякий случай, в среду позвони мне в семь утра домой. Вдруг у меня что-нибудь изменится.

— Ладно. Еще раз спасибо.

— До свидания.

— С вами говорят из туберкулезной больницы.

— Слушаю вас.

— Извините, что беспокоим. Это по поводу мальчика Кости Андрианова…

— Мне все известно.

— Мать была у нас. Она очень настойчива. Волнуется.

— Вчера мы говорили с ее братом. Они будут у меня в среду.

— А кто станет оперировать?

— Там будет видно.

— Мать настаивает…

— Понимаю.

— Мы все привыкли к мальчику. Он способный, но очень нервный ребенок…

— Давайте вернемся к разговору, когда закончится обследование. Всего вам хорошего.

— Добрый день.

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста. А ты, Костя, сюда, поближе ко мне. Давайте документы, рентгенограммы. Костя, раздевайся. Теперь ложись сюда. Здесь не больно? А здесь? Вдохни поглубже. Еще раз. Еще. Теперь покашляй. Сильнее. Сильнее. Ты, когда бегаешь, не задыхаешься?

— Быстро не могу бегать.

— А воспаления легких у него часты?

— Два-три раза в год. Пока не положили в больницу. Да и там он болел. Наверное, простудили.

— Нет, не простудили. Такая у него болезнь.