Станислав Долецкий - Мысли в пути

Соприкосновение с людьми подобной специальности, но в более чем неожиданных условиях произошло совсем недавно. К нам в клинику привезли малыша, который затолкал себе в рот небольшой металлический винтик и вдохнул его в легкие. Попал он в бронхи третьего порядка, и удалить его через верхние дыхательные пути даже руками наших мастеров анестезиологов не представлялось возможным. Через дыхательный бронхоскоп было видно, что где-то на большой глубине маячила шляпка винтика, вклинившаяся в слизистую оболочку бронха.

Дедушка мальчика оказался крупным инженером. Он со своими помощниками быстро сконструировал мощный магнит, фиксированный к торцу металлического щупа, которым через трубку бронхоскопа мы попытались прикоснуться к шляпке винтика. Но сцепления между магнитом и шляпкой было недостаточно, чтобы преодолеть силу вклинения. Пришлось ребенка оперировать: вскрывать грудную клетку. Может быть, и к лучшему, ибо закупоренная часть легкого превратилась в гнойник. Часть пораженного легкого вместе с винтом я удалил, и мальчик поправился.

Именно в это время мы вместе с нашими анестезиологами бились над разрешением важной проблемы. Дело в том, что после организации в нашей больнице отделения интенсивной терапии и реанимации к нам начало поступать значительное число маленьких детей с разными видами нарушения дыхания. Возникали они в результате гриппа, воспаления легких и других подобных заболеваний. Мы возродили старинный метод лечения, который применял замечательный русский педиатр Нил Федорович Филатов в инфекционных бараках Девичьего поля, — паровую баню. Но эта, казалось бы, простая процедура осложнилась необходимостью точного расчета оптимальных для больного параметров. Проблема получения насыщенного парами воздуха необходимой температуры с определенной концентрацией кислорода казалась неразрешимой. Правда, кто-то недавно в связи с успехами науки и техники в космосе, телеметрии, электронике сказал, что «разрешение любых проблем в области обеспечения медицины перестало быть технической задачей. Это — задача экономическая».

И вот перед нами появился добрый гений в лице энергичного седого человека с густыми черными бровями — дедушка нашего бывшего пациента. Он принадлежал к тем людям, которые понимают, что помощь детям по своему значению не намного уступает другим важным вопросам, и решительно взялся за дело. Через два месяца тяжелого труда перед нами стояло чудо современной техники. Внешне оно выглядело довольно скромно, но атрибуты автоматики и полуавтоматики в виде мерцающих оранжевых лампочек, самостоятельно отключающихся и включающихся приборов были налицо. Самописцы наконец зарегистрировали устойчивые показатели температуры и влажности. На барабанчиках, обернутых подобием миллиметровой бумаги, помечены были даже «заглядывания» внутрь агрегата любопытных ночных сестер.

Требовалось проверить работу новой «парилки» на себе, хотя применять ее будут для детей в возрасте до 1 — 2-х лет, параметры дыхания которых весьма отличаются от взрослого человека. А поэтому потребление кислорода, накопление углекислоты, изменения влажности нуждались в последующих существенных коррективах. Особый интерес представляли те ощущения, которые испытывает пациент в замкнутом пространстве объемом всего 0,25 кубических метра. Сам ведь он об этом рассказать не сумеет.

Дискуссия была непродолжительной. Решил все насморк у девочки, которую в тот день мне следовало оперировать. Операцию пришлось отменить, и я забрался на постель, в изголовье которой находился прибор. Ширина его 75 сантиметров, глубина 70, а высота 50. В коробку вошла голова и частично плечи. Наверху горели две электрические лампочки. Около плексигласового окошечка стояли самописцы. Через отверстие в стенке была введена резиновая трубка, чтобы брать на анализ воздух. Наш анестезиолог Зина измеряла пульс, давление, частоту дыхания. Владимир Яковлевич (инженер) и Валерий Михайлович (шеф анестезиологов) вели эксперимент.

Немного об ощущениях. Давно уже я заметил, что существуют обстоятельства, которые властно пробуждают, казалось бы, нацело забытые воспоминания. Так вот, первое ощущение было несомненным. Когда я учился во втором классе школы, мне дали на один вечер тонкую книжку замечательных рассказов Конан-Дойля. Читать в постели у нас дома было не принято. Но соблазн был велик. И с помощью карманного электрического фонарика я дочитывал потрясающую повесть.

В нашей камере было точно так же душно и жарко, как когда-то под одеялом.

Мои коллеги «гоняли» разные режимы. С вентилятором и без него. С двойной подачей кислорода (поток в шестнадцать литров в минуту) и с одинарной (то же, деленное на два). Когда концентрация углекислого газа приближалась к двум процентам, меня одолевала сонливость. Плач ребенка, разговоры сестер и врачей затухали, как будто поворачивали рычажки магнитофона. Через два с половиной часа оказалось, что основная прикидка завершена и в понедельник можно все начинать сначала…

О чем этот рассказ? Совсем не о работе над «парилкой». Над ней еще трудиться и трудиться. Много лет назад Николай Наумович Теребинский сказал: «Хирург лишь тогда в полной мере понимает своего пациента, когда он перенес хотя бы часть того, что выносит его подопечный». В последующие годы мне пришлось перенести многое. И ношение гипса. До сих пор я чувствую, как он вгрызался в кость на ноге и жег ее. А когда его снимали, то присохшие волоски с острой болью отрывались от кожи и оставались на гипсе в виде реденького темного кустарника. Три небольшие операции мне делали и под местной анестезией (под уколами!), и под наркозом, и… без всего. После возвращения с фронта меня донимали ангины. Симпатичный старичок отоларинголог в Басманной больнице уговорил меня удалить гланды без всякого обезболивания: «Меньше осложнений. А боль невелика — можно потерпеть». Дело не в том, что я ему не поверил. Но где-то в глубине души возник вопрос: «Неужели это возможно? Это ведь вроде средневековых пыток? Переносимо ли это?» Если бы я знал, что это такое, я никогда не согласился бы на такую муку. До сих пор не могу себе представить, отчего у него была такая точка зрения. Ведь это очень больно. И осложнение, хорошее кровотечение, у меня все-таки развилось. Но теперь я об этом не жалею. Не могу спокойно смотреть, если кому-нибудь больно. Любому хирургу следует побывать в шкуре своего пациента. Испытание того, что ты предназначаешь своему ближнему, дело полезное. И, вероятно, не только в одной хирургии.

Дописана последняя строка «чисто медицинских» глав, и я подумал: как получилось, что они именно в таком виде появились на свет? Первопричина вспоминается легко. Когда в основном уже сформировались разделы будущей книги, один из моих друзей сказал: