Минас Багдыков - Лики прошлого

Частенько бывали случаи, когда он оказывался прав, и эта чужая врачебная беда его преображала. Постоянная улыбка становилась какой-то сатанинской, и он ждал своего часа — разбора несчастного случая на медицинском совете, короче на людях, здесь он своим отвратительным крикливом голосом унижал своего коллегу, неся «правду» в народ и непременно выступал со своей «правдой» и своим правильным решением.

В коллективе, где он обычно работал, возникали внезапные проверки, приезжали комиссии различного ранга, трясли грязное белье, точно зная, где оно лежит, на что обычно указывал в своих доносах он, человек от хирургии. В такие дни он ходил обычно хмурым, весь вид напоминал легавую собаку в стойке перед прыжком на дичь. Был крайне огорчен, когда комиссия не находила криминала, старался выйти на беседу с членами комиссии, вплоть до того, что догонял их на улице и проводил с ними разъяснительную беседу. Молодежь не любил, старался давить своим авторитетом и непогрешимостью, зачастую невзначай подсказывал неправильные решения и тут же отходил в сторону. За допущенную ошибку он их не наказывал, но непременно давал сделать это другим.

Проанализировать, обобщить свой материал, сделать какие-то выводы не хватало ума, терпения или же, возможно, просто желания трудиться, но беда тому, кто попытался бы воспользоваться его методом по отношению к нему.

Здесь он с блеском демонстрировал свои возможности мастера склок и сплетен, очернительства. По малейшему поводу писались анонимки, жалобы в самые высшие инстанции.

В коллективе знали его особенности, не боялись, а просто обходили, не желая связываться, что, как ни странно, придавало ему уверенность и доставляло наслаждение.

С годами вошел в статус ветерана, окончательно потерял контроль над своими действиями. На любых кворумах мог потребовать слова, выступал по делу и не по делу, главное, показывал себя и свою значимость. В действительности постепенно деградировал и стал представлять собой печальное зрелище старого, разрушенного, молодящегося человека. Стал допускать массу профессиональных ошибок, но на пенсию не шел категорически. Очередная профессиональная ошибка, трагедия дала возможность его, наконец, отправить на пенсию.

ХАРАКТЕР — «нравственные свойства качества души, сердца человека. Совокупность всех психических, духовных свойств человека, обнаружившихся в поведении».

В жизни нам приходится сталкиваться с удивительным явлением, когда человеку, обладающему определенной суммой знаний, умений и навыков, доверяют руководить коллективом, принимать жизненно важные решения порой в буквальном смысле слова.

В обществе, где многие десятилетия решающим являлась партийная принадлежность, создание целого пласта таких руководителей стало катастрофическим для народа в целом.

У такого искусственно созданного руководителя всегда выпадало основное звено — человеческое начало, нравственность. Мораль уходила на второй план, главное, что он знал, умел, ему была дана возможность создавать и моделировать коллектив на свой вкус, наконец, на вкус руководящей элиты. Работал принцип: я — умный, ты — дурак, не высовывайся, не смей быть выше меня, пока мы не дозволим. Главная опасность в этой трагедии та, что новое поколение росло и училось на уродливых примерах, осваивая «щелевую» тактику поведения: готовность при первой же открывшейся возможности любыми способами проникнуть в щель, ведущую к карьерной руководящей лестнице. Принявший предложения проделывал путь, будучи уверован в том, что иначе жить нельзя, другого пути и не может быть.

В 90-е годы страна переживала разгул невежества и насилия национальной и религиозной резни. Потоки людей с искалеченными судьбами носились по стране, не находя понимания у сытых, обеспеченных жильем и работой. Поколения обживших землю народов вмиг оказывались изгоями в своей стране.

В этом сатанинском шабаше жизни все явственнее проявлялись черты бездуховности. Общество, в котором воспитывались люди с детства, создало и закрепило в навыках, в манере поведения и образе мыслей дикие нечеловеческие качества характера: возвеличивание собственной персоны, непререкаемость собственного авторитета, желание жить и общаться только с малообразованными людьми, на фоне которых легче быть более значительным.

Воспитанный в духе безверия такой человек становился опасным, духовный дом его — пустым. Самое страшное, он становился нечувствителен к чужой боли и страданиям — основным принципом его жизненных позиций являлась мысль: «Что я буду иметь с этого?».

Мне пришлось наблюдать за поведением целой семьи беженцев от преследований по национальным признакам из одной южной республики. Оставшись в живых, прибыли к друзьям, которые помогли им, согрели. Казалось, живи и радуйся, благодари судьбу и делай добро, отвечай благодарностью земле и людям, спасшим от беды и невзгод. Прожив жизнь в среде обмана и лжи, неверия к людям другой национальности и вероисповедания, и у них сформировался своеобразный жесткий недоверчивый характер и манера общения.

Обращались с просьбой, когда им было нужно, но когда необходимо было обратиться к ним, вдруг взамен обдавали холодом рассуждений, высокомерием. В среде, где они жили, начальник — это повелитель, вершитель судьбы, и от его желания зависело быть или не быть. Изумило меня и то, что люди настрадавшиеся, видевшие смерть в глаза, оправившись, продолжали жить по тем же уродливым законам и понятиям. Основой их взаимоотношения с людьми была мысль: «Что я буду иметь с этого?».

Создавшийся веками нравственный стержень народа надломился в 1917 году, а под ударами сталинских репрессий и вовсе исчезло даже само понятие «нравственность».

Любые собрания начинались с гимна, словами, призывающими к разрушению старого мира дотла и построения нового. Этот предполагаемый мир должен был строиться рабочими и крестьянами, а каждая кухарка училась управлять государством и управляла, послушно поднимая руку вверх при голосовании.

К создавшемуся новому классу общества приспосабливалась история, литература, создавался и культивировался удобный для общения русский язык. Появлялись новые слова, обороты речи, правила их писания и произношения, создавались законы чистописания. Стали более понятными язык доносительства и мораль предательства, даже собственных родителей. Героем детей был Павлик Морозов.

Казалось, что всем было дозволено все, особенно когда речь шла об управляемом и послушном человеке, исповедующем и преданном идеям коммунизма и идущем в ногу с линией партии.

Сама жизнь человека обесценилась, особенно в период разгула борьбы за чистоту в рядах партии и поисков врагов народа. На полный ход работала машина ГУЛАГа, перемалывающая миллионы безвинных людей с помощью «троек», а во время войны «СМЕРШЕЙ».