Энн Ламотт - Птица за птицей. Заметки о писательстве и жизни в целом

Я искренне полагаю, что быть писателем — значит с почтением относиться к жизни. Иначе зачем писать? Зачем вообще жить?

Давайте понимать почтение как благоговение, сознание своего присутствия в мире и готовность открыться ему навстречу. Иначе мы обречены на внутренний застой и затхлость. Вспомните моменты, когда вы читали поэзию или прозу, которые поразили вас красотой или мудростью, дали возможность заглянуть в душу другого человека. От таких прозрений мир открывается нам во всей своей полноте или хотя бы на миг обретает смысл. Думаю, в этом и есть миссия писателя: помочь нам пережить чувство — простите за банальность — изумления и новизны; встряхнуть и вывести из спячки, разомкнуть границы наших маленьких личных мирков. Когда это происходит, жизнь обретает новый простор. Представьте себе прогулку с ребенком и его радостно-непосредственное: «Ух ты! Смотри, какая грязная собака! Ух ты! Смотри, а там дом сгорел!

Ой, смотри, какое небо красное!» Ребенок тычет пальцем, и ты сам заражаешься и начинаешь восклицать: «Ухты! Какой здоровенный куст! Какой хорошенький малыш! Смотри, какая там страшная туча!» Мне кажется, именно так мы и должны воспринимать мир — с постоянным восхищением. У меня над столом висит листок с замечательными строками суфийского мистика Руми [45] Джалаладдин Руми (1207–1273) — средневековый персидский поэт и философ. Прим. пер. :

Внимание к миру приносит большое счастье. Можно вспомнить заветы Уильяма Вордсворта [46] Уильям Вордсворт (1770–1850) — английский поэт-романтик, представитель Озерной школы. Прим. ред. и достичь полной открытости бытию, когда во всем видишь святыню, знак присутствия Бога в любом творении. Но даже если вам чужд религиозный пыл и вы не склонны считать внешний мир воплощением невидимой тайной благодати, это не значит, что вы — бездуховный филистимлянин. Любой человек способен остро ощутить красоту или боль в природе и человеческом сердце, попытаться передать детали и нюансы своих переживаний. Когда присматриваешься, начинаешь видеть.

Если увиденное поражает и пробуждает нас и мы пишем об этом правдиво и открыто, рождается надежда. Мы смотрим вокруг и говорим: «Ух ты, вон опять тот же пересмешник! А вот снова идет женщина в красной шляпке!» Женщина в красной шляпке символизирует надежду: ведь она тоже по уши погрязла в этой жизни, но все равно каждый день надевает свою дурацкую шляпку и выходит на улицу. Возможно, один из этих образов смутно проступит в нижнем углу вашего воображаемого фотоснимка. Поначалу вы и не знали, что он попал в кадр, но он есть и пробуждает в вас нечто мощное, глубокое, безымянное. Вот что писал Гари Шнайдер [47] Гари Шнайдер (род. 1930) — американский эссеист, поэт и литературный критик. Прим. пер. :

Здесь нет и двадцати слов, но перед глазами будто встает поверхность пруда, и сколько нового замечаешь в ней! В моей фонотеке есть одна запись: тибетская монахиня поет мантру соболезнования. В ней всего восемь слов; они повторяются снова и снова более часа, но всякий раз звучат иначе. Слышно, что певица обдумывает и переживает каждое слово. Ни разу не возникает ощущение, что она смотрит на часы и думает: «Господи, неужели я отмучилась всего пятнадцать минут?» Сорок пять минут спустя она по-прежнему четко выпевает каждую строку, и так до последнего слова.

Редко встречается что-то такое же простое и чистое, как будто с каждым слогом тщательно выпевается сама жизнь. Но тем драгоценней пристальное, любовное внимание к миру. Выйти за пределы своего «я» — значит вырваться из тюрьмы разума. Иначе рассудок замкнется в себялюбивой узости, погрязнет в собственных испражнениях и никому больше не даст ни радости, ни надежды.

Если вы то и дело начинаете тексты и бросаете, не закончив, если быстро теряете интерес и желание дописать до конца — вполне возможно, в них просто нет того, что для вас по-настоящему важно. Стержнем любого произведения должны быть вы сами, ваши ценности, ваши убеждения. Моральный кодекс, по которому вы живете, и есть тот язык, на котором вы пишете.

Чаще всего мы воспринимаем этические принципы как должное: то, что дано свыше, а не придумано человеком. Нам кажется, что они одинаково верны для всех времен и народов. Выражать эти истины — и есть наша работа. В конце концов, о чем еще нам говорить! Но, конечно, истину не выскажешь в одном предложении или даже абзаце, это не лозунг. Бывают прозрения, которые укладываются в одну строку, в один выкрик; но добротные повседневные истины нашей жизни нельзя передать двумя-тремя словами. Они должны сквозить во всем тексте, а не сверкать в отдельных фрагментах, как в эпиграмме. Нужно, чтобы основная идея разворачивалась и углублялась, чтобы читатель понимал все больше. Приходится вести невыразимо тонкую и сложную игру: балансировать между уже знакомым и еще не познанным, стараясь переплести и по-новому осмыслить то и другое. Неудивительно, что на это нужна целая книга.

Я не говорю, что писать нужно лишь затем, чтобы преподать урок или показать моральный пример. Как говорил Сэмюэл Голдвин [48] Сэмюэл Голдвин (1879–1974) — американский кинопродюсер и режиссер. Прим. пер. , «если желаете сообщить нечто важное — отправьте телеграмму». Но у каждого из нас есть убеждения, в моральной правоте которых мы не сомневаемся (даже если знаем, что в другом нередко ошибались), и потребность поделиться ими. Я сама, например, долго считала, что в жизни есть полюса, ненависть — противоположность любви, хорошее противопоставлено дурному. Однако теперь я часто думаю: мы так охотно в это верим потому, что проще мыслить шаблонами и абсолютами, чем принять действительность. Я больше не считаю, что у любви вообще есть противоположность. Реальность бывает чудовищно сложна.

Если вы в чем-то похожи на меня, то поначалу, наверное, попытаетесь заполнить каждую страницу остротами и блестящими откровениями — чтобы всему миру стало ясно, как вы умны, догадливы и восприимчивы. Со временем, когда научитесь и привыкнете работать каждый день, вас почти неизбежно потянет изображать в лицах трагедию рода человеческого. А трагедия, как правило, не располагает к остротам и афоризмам. Скорее она требует перевести разговор в область морали; цель литературы — подлинной литературы — в том, чтобы показать человеческую суть с точки зрения этики. Мне очень нравится одна сцена в последнем фильме с Жанной Моро — комедии под названием «Летний домик» [49] «Летний домик» (The Summer House) — британская драма 1993 года, экранизация романа Элис Томас Эллис «Одежда в гардеробе». Режиссер Уорис Хуссейн. Прим. ред. . Сцена происходит на кухне; героиня заявляет, что у любого человека всегда есть повод заплакать. Когда владелец дома начинает над ней смеяться и требует уточнить, над чем она предлагает поплакать, героиня запрокидывает огненно-рыжую голову и отвечает: