Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

«На жизнь надо смотреть в упор…» — эти слова Генриха Сапгира стали и девизом, и поэтическим лозунгом первых авангардистов в стихах. Надо очистить поэзию, считали они, от эпитетов, сравнений и прочего мусора, «обветшалого груза литературщины». В Лианозове царило, как напишет потом поэт Всеволод Некрасов, «не искусство по знакомству, а знакомство по искусству…».

А здесь, в Ананьевском, Холин уже сам собирал свои сборники стихов, самиздатовские, разумеется. «Жители барака», потом «Космические стихи», а позже книги «Дорога Ворг» и «Воинрид». Здесь же писал роман «Кошки-мышки». Но мало кто знает, что, по совету Сапгира, он стал писать и стихи для детей, и первый сборник их, «Месяц за месяцем», вышел в 1960-м в издательстве «Малыш». Более того, одно из стихотворений его угодило даже в «Букварь». Вот такой вот «барачный поэт». Неисповедимы пути поэтов. Но официально Холина напечатают только в 1989-м.

А что Хрущев? — спросите вы. Так вот, одно время Холин пристроился официантом в «Метрополь» и обслуживал порой «кремлевских бонз» на приемах в Кремле. И однажды, как вспоминал, «пролил несколько капель вина из бокала» прямо на лысину вождя. «И что же?» — изумился корреспондент. «Да ничего особенного, — ответил поэт. — Поморщился, но даже ничего не сказал…»

Нет, Холин не только поэт и человек. Для нас он еще и «витамин», укрепляющий нашу память о прошлом. Необходимый и нынешней русской поэзии. Кстати, его дочь Арина, которую он в этом доме воспитал один (мать умерла при родах), ныне модный прозаик и, как отец, пишут, бросает «вызов привычным общественным стандартам».

2. Андроньевская пл., 10(с. частично), — Спасо-Андроников монастырь (1357). Назван по имени первого игумена Андроника, ученика Сергия Радонежского. Здесь в августе 1653 г. содержался под стражей («посажен на цепь») до высылки в Тобольск 33-летний протопоп, один из основателей старообрядчества и первый прозаик Руси Аввакум(Аввакум Петрович).

«Сожжение протопопа Аввакума» (1897)

П. Е. Мясоедов

«Долго ли муки сея, прототоп, будет?» — спросила мужа, протопопа Аввакума, Марковна, его жена. И он, как гласит написанное им «Житие протопопа Аввакума», ответил: «До самыя до смерти!»

А еще, как завещание всем пишущим, писал: «Не задумывайся, не размышляй много, пойди в огонь. — Бог благословит. Добро те делали, кои в огонь забежали… Вечная им память…»

Смерть первого из известных нам русских прозаиков и была такой — огненной, страшной. В чем-то символичной для 400-летней истории русской литературы. Аввакум по царскому указу в 1682 г. был сожжен «за великия на царский двор хулы».

Увы, мы мало знаем о реальной жизни протопопа. Пишут, что родился «в семье запойного пьяницы „прилежаще пития хмельнова“». Отец был сельским попом, но «любовь пображничать рано свела его в могилу». А матушка Аввакума, напротив, отличалась благочестием и кончила жизнь монахиней. «Ее подвиги, — утверждает энциклопедия Гранат, — с детства запали в душу сына и развивали в нем отвращение от мира, наклонность к аскетизму, к умерщвлению плоти».

«Ребенок обладал огромной жизнестойкостью, феноменальной памятью, повышенной чувствительностью и впечатлительностью, — пишет И. Гарин, современный биограф писателя. — В двадцать один год он уже стал дьяконом, но за строптивость и нетерпимость был изгнан из родного села». Потом стал протопопом в Юрьевце Поволожском, где истово молился и изучал Священное Писание и был, как пишут, беспощаден к «своему духовному стаду» — сажал людей на цепь, морил голодом, бил палками, пытаясь исправить человеческую природу. Терпели его два месяца всего, после чего полуторатысячная толпа попов, мужиков и баб «вломилась в приказную избу и заставила его, бросив семью, бежать в Москву…».

Он, конечно, был фанатиком — страстным, непреклонным, воинствующим, но именно это и отличает гениев. Здесь, в Андрониковом монастыре, частично сохранившемся до наших дней, его посадили на цепь, и, после многих унижений и надругательств, он был в присутствии царя и патриарха приговорен к ссылке в Тобольск. От голода и нужды погибли два сына протопопа, и два раза Аввакума возвращали из ссылки, но склонить его к примирению властям так и не удалось. Он верил в свои видения, в чудеса, в «изгнание бесов», кричал, что этим «подкрепляется дело Божие», хотя, возможно, они и были результатами его галлюцинаций от аскетизма и нервной, на грани жизни его, борьбы с врагами.

В 1667 г. протопоп был в очередной раз осужден, лишен сана, предан проклятию и сослан в Пустозёрск, где 15 лет провел в земляной тюрьме-срубе, где написал свое «Житие» и другие произведения. А в 1682 г. был сожжен, погиб на костре. Но история навсегда запомнила его и как блестящего проповедника, и как страстного оратора и, главное, как писателя — одного из основателей русской литературы.

Что же касается монастыря, где ныне музей, то после революции 1917 г. здесь, на его территории, до 1922 г. существовал один из первых концлагерей ВЧК, где проводились массовые расстрелы как раз тех, кто думал, сомневался, противился и проповедовал, кто боролся всего лишь за свои убеждения, за мысли и слова.

Символично!

3. Арбат ул., 2(с. п.), — доходный дом В. Т. Фирсановой, с 1898 г. ресторан купца П. С. Тарарыкина «Прага», перестроен в 1902 г. (арх. Л. Н. Кекушев, а затем — А. Э. Эрихсон).

Не кривитесь иронично: рес-то-ран! Это одно из самых знаменитых зданий по числу бывавших здесь известных в истории России людей. А если говорить о литераторах, поэтах и писателях, то здесь, в «Праге», перебывала едва ли не вся литература ХХ в. Перечислять почти бесполезно, но в разные годы здесь бывали Блок, Бальмонт, Брюсов, Андрей Белый, Ходасевич, Цветаева, Ахматова, Маяковский (написавший стихотворную рекламу «Праге»), а также — Булгаков, Платонов, Шкловский, Эренбург, Фадеев, Пильняк, Олеша, Катаев, Гроссман, Симонов и многие, многие другие. Наконец, здесь московские писатели торжественно приветствовали французского поэта и драматурга Эмиля Верхарна.

Но особо хотелось бы сказать о трех-четырех фактах, связанных с этим местом. Во-первых, здесь в 1901 г. мхатовцы чествовали Антона Чехова по случаю постановки пьесы «Чайка». Во-вторых, тут в августе 1906 г. буквально в пять минут окончательно рассорились старые друзья Александр Блок и Андрей Белый — из-за третьей участницы встречи, жены Блока — Любови Дмитриевны.

Ресторан «Прага» (Арбат, 2/1)

Официант, пишут, успел в тот день разлить им по бокалам токайское, но к вину никто даже не прикоснулся — все трое вскочили и у выхода возмущенно разбежались в разные стороны. Речь за столиком сразу зашла о том, что Люба, опомнившись от затянувшегося «романа» с Белым, с первой минуты, еще приветливо улыбаясь, предложила ему «угомониться» и не приезжать больше в Петербург. Андрей Белый (они его со дня знакомства звали, конечно же, по его настоящему имени — Борей), который шел сюда уверенный в «полной сдаче позиций» Блоками, который надеялся «спасти», наконец, Любу от ее мужа, при этих словах вскочил: «Нам говорить больше не о чем — до Петербурга, до скорого свидания там».