Коллектив авторов - История русского романа. Том 2

Ясно, что речь идет не о практических способах и средствах революционной борьбы — о них Чернышевский в условиях подцензурной печати мог говорить лишь намеками и аллегориями. Речь идет о путях нравственной подготовки и воспитания характера революционера, о способах и средствах формирования того единства слова и дела, мысли и чувства, личного и общественного, которое необходимо для успешного социалистического преобразования действительности и которое приближает лучших людей того времени к человеку социалистического будущего.

В какой мере удалось Чернышевскому осуществить поставленную перед собой задачу — создать социалистический роман, не отступая от реализма, оставаясь на почве конкретно — исторической действительности? Насколько в обстановке полукрепостнической России 60–х годов реалистически обоснован призыв автора к своим современникам работать на социалистическое будущее?

Кое‑что из социалистического будущего герои Чернышевского умели «переносить в настоящее» — в свою собственную жизнь и во взаимоотношения с людьми, не покидая при этом реальной почвы, не выходя за пределы своего времени, хотя и обгоняя его. Относится это, как было показано выше, к области нравственной жизни и личного поведения — к нравственным ценностям, воплощенным в духовном облике лучших людей эпохи. Как только Чернышевский пытался в «Что делать?» утвердить идеи социализма за этими пределами, образно представить их в картинах труда и быта, он неизбежно переходил к иллюстративному методу, демонстрации заданных идей, еще не имевших тогда корней в реальном развитии общества.

После выхода в свет романа «Что делать?» в среде разночинно — демократической интеллигенции не раз возникали попытки создать бытовые коммуны и производственные артели с социалистическими принципами труда и распределения по образцу мастерских Веры Павловны. Они, как известно, оказывались нежизнеспособными не только из‑за полицейских преследований (которые предвидел Чернышевский в «Что делать?»), но и по внутренним своим возможностям. Отдельные искусственные островки социалистического производства, естественно, не могли существовать в отсталой мелкокрестьянской и буржуазно — помещичьей России. Такое прямолинейное восприятие мастерских Веры Павловны, как образца для подражания, вовсе и не соответствовало замыслу Чернышевского. Страницы, посвященные описанию этого любимого детища героини, не были прямым ответом на вопрос «что делать?» в условиях русской самодержавной государственности. Скорее это было пропагандой тех переходных к социализму форм, которые, по мысли автора, можно и нужно было создавать после победы крестьянской революции в условиях мелкотоварных отношений, которые тогда должны были стать господствующими.

Эта идея Чернышевского тоже была утопична, поскольку победа крестьянской революции представлялась ему достаточным условием для последующего перехода к социализму.

В первоначальном варианте романа содержалось прямое указание на то, что мастерских, какие создала Вера Павловна, в русской действительности не существует, что автор поставил их на место других форм деятельности, вполне осуществимых в тогдашних условиях: «Есть в рассказе еще одна черта, придуманная мною… На самом деле Вера Павловна хлопотала над устройством не мастерской; и таких мастерских, какую я описал, я не знал: их нет в нашем любезном отечестве. На самом деле она [хлопотала над] чем‑то вроде воскресной школы или — ближе к подлинной правде — вроде ежедневной бесплатной школы, не для детей, а для взрослых» (638).

Таким образом, в этих эпизодах он и сам не претендовал на художественный реализм; они и написаны в суховатой форме очерка, даже не претендующего на художественность: выкладки и расчеты, информация и описательность. В первоначальном же варианте прямо сказано, что эта подмена одного из звеньев сюжета, ничего не меняющая в его развитии, оправдана задачами пропаганды: «… для хода самого рассказа ведь это все равно, а мне показалось, что вместо дела, более или менее известного, [лучше] описать такое, которое очень мало известно у нас!» (638).

Если в сценах, изображающих мастерские Веры Павловны, не получается органического единства социалистической идейности и реализма, то тем более это относится к той картине социалистического будущего, которая дана в четвертом сне Веры Павловны. В примечаниях к Миллю Чернышевский сам отмечал, что в настоящее время невозможно даже теоретически сколько‑нибудь полно представить или предугадать формы жизни развитого социалистического общества, потому что «со временем, конечно, будет представлять действительность данные для идеалов, более совершенных; но теперь никто не в силах отчетливым образом описать для других или хотя бы представить самому себе иное общественное устройство, которое имело бы своим основанием идеал более высокий» (IX, 465).

Что всякая попытка дать образную картину далекого будущего получится неизбежно условной и неточной — это понимали все последовательные и вдумчивые деятели революционно — демократической литературы. В частности, Салтыков — Щедрин писал на страницах «Современника», что Чернышевский в своем романе не мог избежать «некоторой произвольной регламентации подробностей, и именно тех подробностей, для предугадания и изображения которых действительность не представляет еще достаточных данных». [34] Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полное собрание сочинений, т. VI, Гослитиздат, М., 1937, стр. 326. Здесь проявлялась общая особенность всего домарксовского утопического социализма, отмеченная в свое время В. И. Лениным. В работе «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал- демократов?» Ленин писал: «Всякий знает, что, напр., „Капитал“— это главное и основное сочинение, излагающее научный социализм — ограничивается самыми общими намеками насчет будущего, прослеживая только те, теперь уже имеющиеся налицо, элементы, из которых вырастает будущий строй. Всякий знает, что по части перспектив будущего неизмеримо больше давали прежние социалисты, которые со всеми подробностями разрисовывали будущее общество, желая увлечь человечество картиной таких порядков, когда люди обходятся без борьбы, когда их общественные отношения основываются не на эксплуатации, а на истинных началах прогресса, соответствующих условиям человеческой природы. Однако — несмотря на целую фалангу талантливейших людей, излагавших эти идеи, и убежденнейших социалистов, — их теории оставались в стороне от жизни, их программы — в стороне от народных политических движений, пока крупная машинная индустрия не вовлекла в водоворот политической жизни массы рабочего пролетариата и пока не был найден истинный лозунг его борьбы». [35] В. И. Ленин, Сочинения, т. 1, стр. 168.