Дмитрий Сегал - Пути и вехи: русское литературоведение в двадцатом веке

Что же касается работ обоих авторов собственно по литературе (в её более традиционной интерпретации), то здесь я позволю себе более импрессионистический обзор, во многом полагаясь на мои собственные вкусы, интересы и исследовательскую историю. Я начну с работ Вяч. Вс. Иванова, которые весьма богаты, разнообразны, содержат много совершенно неожиданных и блестящих проникновений и всегда сообщают много интересного, даже захватывающего. Читая их, испытываешь всегда чувство неизъяснимого волнения, сходное с тем, которое охватывает при соприкосновении с великим искусством. Для меня большим потрясением стало знакомство с трудами Вяч. Вс. Иванова о русской литературе, собранными в I и II томах его «Избранных трудов по семиотике и истории культуры». Я не буду излагать этих работ — они очень разные: подробные, весьма фундированные и полные неожиданных и глубоких прозрений и открытий исследования по поэтике Пушкина, Гоголя, Бориса Пастернака, всегда блестящие, отличающиеся безупречным эстетическим вкусом заметки о творцах русского Серебряного века (Кузмин, Волошин, Блок, Анненский, Гумилёв, Ахматова, Мандельштам), статьи о литературе двадцатого века, где особенно выделяются своей абсолютной новизной, смелостью и яркостью большие работы о Хлебникове. Но отдельно я должен отметить совершенно беспрецедентные по своей смелости (в том числе и гражданской!), проработанности, объективности и захватывающему чисто сюжетному интересу историко-литературные исследования Вячеслава Всеволодовича о его отце, писателе Всеволоде Иванове и связанные с этим работы об обстоятельствах смерти Максима Горького, который, как доказывает Вяч. Вс. Иванов, умер не собственной смертью, а был убит по приказу Сталина.

В некоторых из этих статей автор даёт полную волю своему боевому темпераменту, высказывается об обстоятельствах актуальной культурной и общественной жизни, поэтому правильным было бы упомянуть об этих текстах также и там, где будет, я надеюсь, когда-нибудь идти речь об общественной и политической роли современной литературной критики и публицистики.

Столь же кратким будет и обзор богатейшего и обширнейшего литературоведческого творчества В. Н. Топорова. Прежде чем приступить к этому обзору, я должен сказать, что именно в этой сфере, а точнее, в области поэтики русской литературы XX века, я всегда находился и нахожусь под сильнейшим влиянием Владимира Николаевича Топорова, хотя, конечно, это влияние скорее этическое, чем, скажем, содержательное или методологическое. Несколько работ было написано в соавторстве с В. Н. Топоровым, в том числе теоретическая статья о поэтике акмеизма. Поэтому возможно, что этот обзор будет в чём-то субъективным.

Я хочу двигаться в хронологическом плане — от работ В. Н. Топорова по древнерусской литературе к его работам по литературе XX века. Этот порядок вовсе не был порядком написания — скорее, наоборот. Сначала В. Н. Топоров обратился к русской литературе XX и XIX веков. Как мы уже отметили выше, его фундаментальный труд по истории русской святости, опубликованный в 90-е годы, представляет собою, в сущности, уникальный свод исследований по древнерусской литературе, написанных, что особенно ценно, с единственно возможной в этом случае внутренней точки зрения, с точки зрения становления и развития русского православия. В. Н. Топоров разрабатывает в этих трудах главнейшие темы этой литературы: идею Слова и Премудрости, рассказ о выборе веры, идею Закона и Благодати, крайне важный для русской религиозности (а также для раннеславянской религиозности вообще, ср. соответствующие более ранние чешские мотивы) мотив вольной жертвы (святые Борис и Глеб). Очень важен обычно не столь подчёркиваемый мотив святого труженичества и трезвения. Ещё более уникальны темы, поднятые во втором томе этого компендиума: таинственные голубиные (глубинные!) книги , история татаро-монгольского нашествия и её отражение в русской литературе того времени, наконец, вся важнейшая тема жития св. Сергия Радонежского.

После экскурса в историю русского XVII века, где В. Н. Топоров увидел параллели к тому, что Россия переживала в период русской революции начала XX века, и в самом его конце, в период падения созданной ею коммунистической власти, надо упомянуть созданные В. Н. Топоровым фундаментальные труды, посвящённые новой русской литературе.

XVIII веку было отдано особенно много усилий, имевших своими результатами два тома, посвящённых жизни и творчеству поэта М. Н. Муравьёва, жившего в конце XVIII века. В. Н. Топоров одним из первых в русском литературоведении обратил внимание на замечательные поэтические достоинства стихотворений Батюшкова и Жуковского, посвятив им несколько статей, в которых подробно эти произведения проанализировал, как в плане их внутренней поэтической структуры, так и в сравнительном аспекте. Отдельная книга была написана В. Н. Топоровым о творчестве Карамзина. Он писал о Лермонтове, Пушкине и Тютчеве. Одну из своих последних книг В. Н. Топоров посвятил позднему творчеству (в том числе поэтическому) Тургенева. Я уже упоминал о работах Топорова, посвящённых Достоевскому.

Несомненно, особой любовью Владимира Николаевича был русский Серебряный век. Если Вяч. Вс. Иванов (вслед за P. O. Якобсоном) особым вниманием оделяет русский футуризм — ещё раз упомяну его конгениальные работы о Хлебникове — то В. Н. Топоров избирает во многом похожий мир, но выделяет в нём другие фигуры и ставит другие акценты. Его привлекают фигуры, более родственные русскому символизму, а из футуристов он избирает таинственную фигуру рано умершей талантливой поэтессы Елены Гуро. Среди последователей символизма В. Н. Топоров особо останавливается на творчестве двух писателей, занимающих особое, «стилизаторское» место в истории русской литературы XX века. Это — А. М. Ремизов и А. А. Кондратьев. Каждому из них он посвятил обстоятельное исследование. Статьи о А. М. Ремизове входят в цикл работ Топорова о «петербургском тексте» и рассматривают ремизовское повествование в его романе «Крестовые сёстры» на фоне тех реалий петербургской топографии и истории, которые имеют отношение к роману.

Книга о романе А. А. Кондратьева «На берегах Ярыни» характерна специальным вниманием к русской истории, славянской мифологии. В этом романе отражается в какой-то мере тот древнерусский мир народных поверий, обычаев, суеверий и примет, который ещё дожил до двадцатого века прямо из века семнадцатого. В. Н. Топоров пристально изучает приметы того древнеславянского мифологизма, который был столь влиятелен почти во всех направлениях русской культуры модернизма начала XX века — от Н. Рериха до И. Билибина, от В. Кандинского до Ю. Анненкова, от А. Блока и А. Белого до Ф. Сологуба и А. Ремизова, не говоря уже о Стравинском, Прокофьеве и Дягилеве. Книга о Кондратьеве основана на богатых архивных материалах, изученных В. Н. Топоровым прямо в оригинале.