Татьяна Москвина - В спорах о России: А. Н. Островский

Соотношение «Бога» и «греха» — 53: 13. Коэффициент — 4.

«Снегурочка», 1873

Бог — 18, грех — 1, совесть — 2, враг — 0.

Соотношение «Бога» и «греха» — 18: 1. Коэффициент — 18.

«Поздняя любовь», 1873

Бог — 14, грех — 3, совесть — 2, враг — 2.

Соотношение «Бога» и «греха» — 14: 3. Коэффициент — 5.

«Трудовой хлеб», 1874

Бог — 13, грех — 8, совесть — 4, церковь — 4, враг — 0.

Соотношение «Бога» и «греха» — 13: 8. Коэффициент — 1,5.

«Волки и овцы», 1875

Бог — 28, грех — 19, совесть — 12, враг — 13, монастырь — 3.

Соотношение «Бога» и «греха» — 28: 19. Коэффициент — 1,5.

« Богатые невесты», 1875

Бог — 3, грех — 1, совесть — 4, ангел — 6, враг — 0.

Соотношение «Бога и греха» — 3: 1. Коэффициент — 3.

« Правда — хорошо, а счастье лучше», 1876

Бог — 19, грех — 4, совесть — 3, враг — 2.

Соотношение «Бога» и «греха» — 19: 4. Коэффициент — 5.

« Последняя жертва», 1877

Бог — 45, грех — 14, совесть — 16, враг — 3, вечерня — 3, монастырь — 2.

Соотношение «Бога» и «греха» — 45: 14. Коэффициент — 3.

«Бесприданница», 1878

Бог — 10, грех — 0, совесть — 0, враг — 0, крест — 1, обедня — 1, вечерня — 1.

«Сердце не камень», 1879

Бог — 47, грех — 39, совесть — 4, враг — 3, христианство — 4, церковь — 6, монастырь — 6.

Соотношение «Бога» и «греха» — 47: 39. Коэффициент — 1,2.

«Невольницы», 1880

Бог — 14, грех — 4, совесть — 2, враг — 0.

Соотношение «Бога» и «греха» — 14: 4. Коэффициент — 3,5.

«Таланты и поклонники», 1881

Бог — 17, грех — 5, совесть — 2, враг — 3.

Соотношение «Бога» и «греха» — 17: 5. Коэффициент — 3.

«Красавец — мужчина», 1882

Бог — 11, грех — 4, совесть — 6, враг — 1.

Соотношение «Бога» и «греха» — 11: 4. Коэффициент — 3.

«Без вины виноватые», 1883

Бог — 20, грех — 4, совесть — 2, враг — 0.

Соотношение «Бога» и «греха» 20: 4. Коэффициент — 5.

«Не от мира сего», 1884

Бог — 9, грех — 9, совесть — 2, враг — 0, по-христиански — 1.

Соотношение «Бога» и «греха» — 9: 9. Коэффициент — 1.

Я сосчитала число упоминаний «Бога», «греха», «совести», «врага» и других понятий веры во всех пьесах А. Н. Островского, исключая его историческую драматургию и пьесу «Комик XVIII столетия»; также не рассматривала и пьесы, написанные совместно с другими авторами. В область слова «Бог» включены все синонимы и все производные от него, то есть «Господи», «ей-богу», «боже мой», «божиться» и тому подобное. То же самое я сделала и в отношении других понятий, так, в число «врага» включены «черт возьми», «лукавый», «он» в значении «черта» и т. д.

Эта работа может показаться механической и схоластической, однако проделав ее, автор с удовлетворением видит, что удалось выявить интересные закономерности. В частности, придуманный мной «коэффициент» (число «Бога», разделенное на число «греха»), наводит на разнообразные размышления.

Возьмем пьесы, которые можно определить как «область Божьего попущения», царство судьбы и случая, пространство русской мещанской душевности, где живут герои, лишенные как духовных потребностей, так и крупных материальных запросов. Это прежде всего трилогия о Мише Бальзаминове («Праздничный сон — до обеда», «Свои собаки грызутся, чужие не приставай», «За чем пойдешь, то и найдешь») и другие небольшие сценки и картинки из заброшенной милой жизни («Неожиданный случай», «Не сошлись характерами и т. д.). Бог упоминается в них крайне редко, равно как и грех. Так что нет смысла ни в каком «коэффициенте», поскольку мир этих пьес находится совершенно вне проблематики «Бога».

В тех пьесах, где существуют сильные, трагически обостренные страсти, где укрупнено сознание «греха» и случаются чрезвычайные происшествия, где есть персонажи, воплощающие «меру» и «весы» нравственного правосудия и

«Бог» определяет нормативы поведения людей, число «Бога» лишь чуть-чуть превышает число «греха» («Не так живи, как хочется» — 1,3; «Гроза» — 1,1; «Грех да беда на кого не живет» — 1,2; «Сердце не камень» — 1,2).

Когда число «Бога» значительно превышает число «греха», мы обнаруживаем, что это означает вовсе не повышенную «обоженность» мира, а совсем наоборот, жизнь в значительной мере «обезбоженную», где происходит, как правило, чрезвычайный и нераскаянный обман доверия. Эти пьесы заканчиваются неким плачевным, горестным событием, большинство обитателей этих пьес отошли, отпали от милосердия и сострадания. Это «Свои люди — сочтемся» — 7, «Бедная невеста» — 9, «Доходное место» — 9, «Бесприданница» — 10. Примечательно, что в «Бесприданнице», где грешат все, слово «грех» не звучит вовсе!

Конечно, особняком тут стоит «Снегурочка», описывающая мир, лишенный понятия «грех», хоть его и поминает один раз царь Берендей. Ее коэффициент 18, и его можно трактовать различно. Все-таки укажем, что и «Снегурочка» завершается горестным событием, и в ней большинству обитателей чуждо милосердие и сострадание (кроме как раз царя Берендея).

Пьесы с коэффициентом 2–2,5 рисуют нам устойчивую, консервативную жизнь, чтящую Бога на уровне обряда, не лишенную моральных оснований и саморегулирующуюся, то есть исправляющую самостоятельно разные нарушения своего хода. Это «Семейная картина» — 2,5; «Не в свои сани не садись» — 2, «Воспитанница» — 2, «Воевода» — 2 и, как это ни странно, «На всякого мудреца довольно простоты» — 2.

Коэффициент «Воспитанницы» и «На всякого мудреца…» требует дополнительного размышления. В чем тут дело? В преобладающем консерватизме, косности мировоззрения властных персонажей этих пьес, которые опасны, но все-таки не доводят до трагической развязки? В некоторой вялости и подневольности молодых героинь? Может быть.

В пьесах с коэффициентом 5 и 5,5 события устраиваются наилучшим образом для героев, «правда» и «счастье» сливаются, развязка пьес благополучна. Это: «Бешеные деньги» — 5,5; «Поздняя любовь» — 5; «Правда — хорошо, а счастье лучше» — 5; «Без вины виноватые» — 5.

Конечно, «правда» героя пьесы «Бешеные деньги» Василькова мелковата, и все же в мире пьесы идеи честного труда и разумного расчета представляют из себя именно «правду», и она побеждает.

Большая группа пьес имеет коэффициент от 3 до 4: «Бедность не порок», «Шутники», «На бойком месте», «Пучина», «Горячее сердце», «Лес», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Последняя жертва», «Невольницы», «Таланты и поклонники», «Красавец-мужчина». Здесь «правда» и «счастье» расходятся, здесь мир пестрый, противоречивый, напряженный, но не доходящий до трагической развязки, выруливающий все-таки, как машина на крутом повороте, из возможного несчастья. В персонажах этих пьес, как правило, много самостоятельности, своей воли; христианская обрядность не имеет для них особенного значения.