Мария Беседина - Москва акунинская

Мы идем по улице Крымский вал, которая выводит нас к Калужской площади, — как уже бывало, к месту, на которое нам вскоре предстоит вернуться. А пока осмотрим Замоскворечье. От площади отходит параллельная Крымскому валу улица Большая Якиманка. Она возникла в XVI–XVII вв. и первоначально называлась Калужской — поскольку была проложена вдоль Калужской дороги. Улица была границей двух слобод — Кадашевской и Голутвиной. Жили на ней торговцы «панским товаром» и стрельцы. В XVIII в. обитатели улицы стали называть ее Якиманкой по храму во имя Иоакима и Анны. Это же название носит и соседняя набережная Москвы-реки. Именно на ней Акунин поместил «бурылинский особняк»: «Дом был большой, выстроенный в нелепом мавританско-готическом стиле: вроде бы с остроконечными башенками, химерами и грифонами, но в то же время с плоской крышей, круглым куполом над оранжереей и даже с минаретообразной каланчой» («Декоратор»). Подобные претенциозные здания охотно строили «первогильдейцы» начиная со второй половины XIX в.

По Якиманке уходит от полицейской слежки торопящийся в Нескучный сад на устроенное Момусом шоу Еропкин: «На Якиманке оторвался от нас и ушел в сторону Калужской заставы — очень уж у него тройка хороша. Где был, неизвестно. Вернулся в восьмом часу, с медной старой кастрюлей, которую нес сам, на вытянутых руках», — докладывают агенты Фандорину.

Специфически московское, очень романтическое название Якиманки придает акунинским текстам незабываемую колоритность: «Седьмой с восьмым братья-близнецы с Якиманки. Лихие ребята. Их Князю знакомый городовой из Первого Якиманского участка взять присоветовал. Сказал: страх до чего ребята отчаянные, жалко, если к большому делу не пристроятся, даром пропадут. А прозвали их Авось и Небось».

Еще одна, небольшая, улица начинается на Калужской площади: в «Алтын Толобас» встречается сообщение о том, что «от Калужской площади… начиналась… улица, текущая к юго-востоку — Мытная».

Улица называется так потому, что здесь в петровские времена находился таможенный пост — с приезжих взимали пошлину за привозимые товары, называвшуюся «мыто» (от слова «мыто» происходит более знакомое современному человеку «мытарство», то есть буквально «прохождение таможенного контроля»). На Мытной улице в «Любовнике Смерти» происходит дорожный инцидент, натолкнувший Сеньку на мысль о создании бампера: «Обкатывали они «Ковер-самолет» на Мытной улице. Поворачивают на скорости за угол — Эраст Петрович руль крутит, Сенька в клаксон дудит — а там стадо коров. Что им, дурам, клаксон? Ну и врезались в заднюю, со всего разгона».

Продолжая линию бывшего Земляного вала, отходит от Калужской площади Житная улица, названная по находившемся здесь в начале XVIII в. Житному двору — зернохранилищу. Интересно, что этот «двор» был переведен в Заречье из Кремля после пожара 1701 г., а на его месте был построен Арсенал. «Завтра в три пополудни ваш посредник один, в открытой коляске, должен следовать по Садовому кольцу от Калужской площади в сторону Житной улицы», — распоряжается в «Коронации» Линд.

Параллельно Житной проходит улица Коровий вал, та самая, на которой попавший под дождь Зюкин так самоотверженно переносил дискомфорт: «Когда я выехал из ворот в двуколке с откинутым верхом, дождь лил уже всерьез, и я вымок еще прежде, чем доехал до Калужской площади… Солидный человек при больших усах и бакенбардах почему-то не желает поднять на коляске кожаный фартук: с краев котелка ручьем стекает вода, лицо тоже все залито, хороший твидовый костюм повис мокрым мешком. Однако как иначе меня опознали бы люди доктора Линда?»

Там, где сейчас проходит Коровий вал, в конце XVIII в. находился Животинный двор — скотный рынок.

Житная улица выводит нас к Серпуховской площади, образовавшейся на месте Серпуховских ворот Земляного города. В «Алтын Толобас» Акунин уточняет, что эти ворота были построены «в конце царствования Михаила Федоровича». От площади отходит улица «Большая Серпуховская. По ней еще шестьсот лет назад проходил шлях на Серпухов, а как раз в последней четверти XVII века здесь образовалась вполне обжитая и населенная улица» («Алтын Толобас»).

От площади Серпуховских ворот параллельно друг другу протянулись целых три небезынтересных для нас улицы. Это Большая и Малая Ордынка, а также Пятницкая улица.

Ордынки возникли в XIV в. вдоль дороги в Золотую Орду. Сыграло свою роль и то, что здесь находилась Татарская слобода, в которой жили переселившиеся на Русь мирные ремесленники и торговцы. В XV в. ее сменила Кадáшевская слобода, в которой находился еще один государев Хамовный двор; а в XVII в. на Большой Ордынке строили свои дворы стрельцы Пыжовского полка. Но уже с середины XVIII в. эта часть Замоскворечья стала одной из самых престижных. На Большой Ордынке выстроились дворянские и купеческие особняки. «28-го января сего года ПРОПАЛА СОБАКА, кобель, ублюдок крупного роста, кличка Гектор, сам черный, задняя левая лапа кривая, на груди белое пятно.

Кто доставит, тому будет дано 50 рублей. Большая Ордынка, дом графини Толстой, спросить приват-доцента Андреева», — читает в «Пиковом валете» газетное объявление Анисий.

Конечно, далеко не все обитатели этих мест были знатны и богаты — недаром ведь именно здесь по воле Акунина селится вышедший в отставку Грушин: «Он сидел у окошка маленького, но зато собственного домика, расположенного в переулочном лабиринте между двумя Ордынками, и предавался размышлениям о странных особенностях сна… Прищурил Ксаверий Феофилактович дальнозоркие глаза на немощеную улицу — вроде коляска пылит со стороны Пятницкой. Седоков двое: один при галстуке, второй, низенький, в чем-то зеленом. Кто бы это с утра пораньше?» («Смерть Ахиллеса») Мы, разумеется, знаем, что это были Фандорин и Маса. Добавлю, что Пятницкая улица, до этого просто Большая, получила свое название в XVIII в. по храму во имя св. Параскевы, которую на Руси называли Параскевой-Пятницей. Этот уничтоженный храм находился на том самом месте, на котором сегодня расположен вестибюль станции метро «Новокузнецкая».

Следующий за Серпуховской площадью участок бывшего Земляного вала — Валовая улица, за которой идет та самая улица Зацепский вал, на которой к проезжавшему Зюкину «сбоку… пристроился батюшка в колымаге с натянутым клеенчатым верхом. Сердитый, спешил куда-то и все покрикивал на переднего кучера: «Живей, живей, раб божий!» А куда живей, если впереди сплошь кареты, коляски, шарабаны и омнибусы?» Зюкину и в голову не пришло, кто это был на самом деле! Вот он пытается строго разговаривать с Эрастом Петровичем…

«— Разглядели? — переспросил я и сам на себя разозлился за попугайство. — Как вы могли что-либо разглядеть, если вас там не было?